— Я никогда не думала, что получу её. Филиалы компании охватывают полстраны, и принимали они только по три интерна в год. Это было рискованно, но то была одна из самых больших и успешных в стране компаний по кадрам и планированию. Когда я не получила от них извещения, окончив университет, то подумала, что уже никогда не получу и отпущу эту ситуацию.
— Но ты всё-таки получила извещение, — сказала Костиа, и Лекса снова кивнула.
— Получила, — ответила она. — Но они позвонили мне с предложением интернатуры только через четыре месяца после выпуска. Кларк открыла свою первую галерею двумя месяцами ранее, и её работы уже начали притягивать публику. Она только что получила задание от самодеятельного театра — рисовать фоны к их летним и осенним шоу. Она не могла сорваться и уехать, не тогда, когда всё начинало получаться. Я бы не стала просить её ехать со мной, а она — просить остаться. Хотелось, чтобы у нас обеих были возможности и успех, поэтому мы решили, что я уеду и мы будем поддерживать отношения на расстоянии, пока интернатура не закончится и я не вернусь домой.
Голос Лексы сорвался, и она тяжело вздохнула:
— Мы пытались, — сказала она, и это получалось до тех пор, пока я не стала слишком занята. Я всегда находилась в офисе, всегда на каком-то мероприятии. Я редко видела свою квартиру и редко получала возможность поспать в собственной кровати. Я жила на фаст-фуде, чипсах и посылках, которые мама Кларк отсылала для меня каждую неделю. У меня едва было время, чтобы жить, не говоря уже о времени на звонки по телефону или по скайпу. Это сломало нас, но мы старались. Кларк старалась. Она позволила мне уехать потому, что знала, что я вернусь домой в конце года. Она знала, что мы сможем собрать нас по новой, если я вернусь домой. Но когда…
Голос подвёл снова, Лекса отнимает руки от матраса и прижимает к блестящим глазам. Она чувствует, как влага касается пальцев, и девушка испускает ещё один шаткий вздох. Каждое слово выходит сломанным и грубым, словно гравий.
— В конце года они предложили мне должность директора по организации мероприятий на полную ставку с гарантированной перспективой роста, если буду работать на компанию и приводить новых клиентов, и это было ещё более невероятно, чем сама стажировка. Я не могла сказать нет, так что я этого не сделала, и Кларк не винила меня, но это стало последней каплей. Это было слишком, слишком тяжело. Это был наш конец.
Лекса чувствует, как Костиа двигается, и следом тёплые губы прикасаются к рукам, которые до сих пор прижаты к лицу, и Лекса ломается окончательно. Она позволяет себе освободиться на мгновение, позволяет времени идти, а слезам катиться. Она позволяет себе это в течение нескольких болезненных секунд, после чего вытирает слёзы и тянется к своей девушке.
— Извини, Костиа, — сказала она. — Знаю, как это, должно быть, выглядит, что я настолько эмоциональна, но ты должна понимать, что Кларк — первый человек после Ани, кто полюбил меня. Она никогда не намекала о моём прошлом и никогда меня не принижала. Она была не просто моей первой любовью. Она была моей семьёй — она и её родители, и Рэйвен, и Аня. Они были моей семьёй.
— Ну, ты потеряла намного больше, чем просто отношения, — прошептала Костиа, и Лекса ложится на матрас, почти сердито вытирая новые слёзы. Костиа тянет её ближе и гладит рукой вдоль спины.
Лекса ненавидит саму себя за то, что она представляет руки Кларк, когда Костиа обнимает её.
— Это нормально, — шепчет Костиа, и Лекса чувствует вспышку боли между рёбрами.
«Нет, — думает она. — Это не нормально».
========== Глава 2: Так или иначе, всё осталось по-прежнему. Часть 3. ==========
— Кларк, ты должна вылезти из постели.
— Я не могу, — пробормотала Кларк, не в силах посмотреть на мать. Она остаётся глубоко под одеялом, бормоча из-под толстого материала и вдыхая собственный неприятный горький запах изо рта. Она не вставала из своей постели, из их постели. Днями.
— Тебе надо принять душ и поесть, — констатировала Эбби; встав у кровати и уперев руки в бока, она смотрела на дочь и Рэйвен, которая плюхнулась к Кларк и делает всё возможное, чтобы успокоить подругу. — Ты заметно похудела и воняешь.
Кларк закрыла глаза под одеялом и попыталась отгородиться от своей матери, отгородиться от всего мира:
— Не волнует.
— Дорогая, знаю, это больно, — сказала ей Эбби. — Я знаю, каково это, потерять человека, которого любишь, и я тоже из-за этого страдаю. Все мы страдаем, но я не верю, что это — действительно конец, и я не верю, что ты сама в это веришь.
— Да, Кларк, — сказала Рэйвен, поглаживая бедро Кларк через одеяло. — Сейчас, возможно, у вас перерыв, но все знают, что ты и Лекса в итоге будете вместе. Именно так и должно быть.
Испустив громкий всхлип, Кларк откидывает одеяло и садится на кровати. Она чувствует, как всклокочены сейчас её волосы, они сальные и местами склеились, рот ужасен из-за того, что она днями не чистила зубы, но Кларк это не волнует.
— У нас не перерыв, — отрезала она Рэйвен. — Мы не общаемся уже какое-то время. Ясно? Мы расстались. Всё кончено. Она выбрала остаться там, и всё. Это конец.
— Тебе всё равно придётся жить, — сказала Эбби, и Кларк вскидывает руки к лицу, когда слёзы снова льются из её больных глаз. Она плакала все эти дни.
— Как я должна это делать? — плачет Кларк. Её голос ломается от этих слов. — Как я должна идти дальше… когда нас больше нет… как всё это вообще может быть нормально?
Эбби опускается на кровать и тянет Кларк в свои объятия. Она целует её в мокрую щёку и качается с ней взад и вперёд, пока девушка плачет.
— Ты просто будешь двигаться дальше, дорогая.
***
— Я хочу умереть.
— Кларк, стоп, — сказала Рэйвен, толкнув Кларк в бок локтем. Они лежат в кровати Рэйвен и разглядывают потолок.
— Ты видела её, Рэйвен? — вздохнула Кларк. Взгляд немного замылился, когда она посмотрела наверх. Шесть рюмок водки уже добираются до неё. В голове нечёткость, но приятная теплота затопляет её тело и окрашивает щёки. Сейчас она чувствует себя хорошо, и это далеко от того, что она ощущала недавно. — Мы даже не говорили друг с другом, и ты видела, как она постоянно смотрела на меня?
— Так, словно она снова нашла свою цель в жизни? — ответила Рэйвен, с ухмылкой повернув голову к подруге. Речь слегка смазана, но Кларк, наконец, перестала плакать, и Рэйвен, наконец, перестала плакать потому, что Кларк перестала, так что брюнетка думает, что с девушкой всё хорошо. Кларк в порядке. Всё в порядке. — Да, я видела это.
— Она не нашла.
— Очень даже.
— Боже, она прекрасна.
— У тебя есть парень.
— Я знаю.
Рэйвен повернулась на постели к лицу Кларк. Верхний свет ослепительно сверкает в голубых глазах, всё ещё блестящих, но она больше не плачет.
— Ты же знаешь, что у него даже нет шанса, да?
— У кого? — спросила Кларк, повернув лицу к подруге. — У Финна?
Рэйвен издаёт свистящий тихий вздох в свою подушку:
— Его не стало для тебя тогда, когда Лекса зашла в галерею.
— Нет, — сказала Кларк, думая, что слово не звучит дерзко. Оно не прочно и не в её власти. Фактически, это кажется наиболее обнадёживающим, чем что-либо, и Рэйвен старается не думать об этом слишком легко. Она знала, что рано или поздно сердца разбиваются, что людей это гложет, но Кларк и Лекса всегда были идеалом. Девушки убедили её, что она никогда раньше не вкладывалась в свои отношения слишком сильно, и если они в конце-концов не будут вместе, тогда… ну, какой в этом смысл? — Это больше не то. Мы не те: я и Лекса. Всё кончено. Всё кончено уже давно.
Рэйвен вздохнула, глаза медленно опустились:
— Это никогда не было кончено, Кларк. Ты знаешь это.
— Знаю.
— И ты не хочешь умереть, — прошептала Рэйвен, скользя рукой по животу Кларк и притягивая её ближе к себе. — Думаю, впервые за долгое время ты действительно хочешь жить.
***
Она старается не выходить лишний раз, чтобы случайно не встретиться с Кларк. Нет. Это не то, что она делает. Лекса идёт в «Great Grounds» не потому, что это любимое кафе Кларк. Она идёт туда потому, что они делают превосходный карамельный макиато и ещё лучше делают ванильные булочки, или, по крайней мере, они знают её вкусы и уже привыкли делать то, что любит Лекса, поэтому она туда и тянется.