— Пожалуйста, останься, — шепчет она рваным голосом, по щекам скатываются слёзы, и в этом видна любовь, потеря и страдание. — Пожалуйста, Лекса. Пожалуйста, вернись домой.
Слова тихие, мягкие, однако для Лексы они кажутся, словно громом внутри костей — эхом и эхом дребезжат внутри неё.
— Этот момент, — сказала она, закрыв глаза и наклонив голову, чтобы поцеловать влажную щеку Кларк. — У меня никогда в действительности не было дома. Постоянного. Драгоценного. До тебя, Кларк, — она снова коснулась носом носа Кларк и поцеловала её в другую щеку. — Я создала мой дом в тебе. Я создала мой дом с тобой, и это — драгоценность. Это была самая драгоценная вещь, которую я когда-либо имела, и это было…
— Постоянным?
Впервые за эти годы, Лекса почувствовала, как нить надежды обвивается вокруг сердца и закрепляется. Она каждую унцию надежды вкладывает в свой дрожащий голос, и говорит:
— Боже, я так на это надеюсь, — и позволила Кларк затянуть себя в лофт.
Они спотыкаются на каждом шагу, не отпуская друг друга, и Кларк пинает дверь, чтобы закрыть её. Она нежно прижимается, неторопливо целует губы Лексы, щёки, подбородок и шею, пока ведёт девушку через лофт, и брюнетка совсем не против. Она легко подаётся вперёд в пространство, которое они когда-то делили, когда-то обе называли своим домом, и это — самое естественное чувство в мире.
Словно лофт не может быть ничьим, кроме их.
Когда они дошли до студии, дверь уже была открыта. Комната освещена лишь маленькой лампой, и вид раскиданных одеял, словно там кто-то совсем недавно спал, по их старому матрасу, заставляет Лексу чувствовать самое приятное головокружение. Она плавает в прошлом и настоящем, Лекса покрывает стены, но именно Кларк заполняет эту комнату. Она — влажное пятно на подушке и брызги на соседнем холсте. Она — каждый штрих на каждом изображении. Она — каждый штрих каждого гвоздика, прикрепляющего их воспоминания на пробковой доске и гипсе. Она — духи в воздухе и кончики пальцев, которые огибают линию подбородка Лексы и расстёгивают металлическую молнию на пальто Лексы.
— Я могу это снять?
— Да, — шепчет Лекса так тихо, что практически не слышит саму себя.
Кларк расстёгивает пальто и спускает его с плеч Лексы. Она складывает его на пол, и брюнетка дышит значительно легче.
— А это?
Лекса кивает, позволяя Кларк потянуть кофту вверх и снять её через голову, и девушка остаётся лишь в майке. Она дрожит, несмотря на то, что в помещении тепло, и Кларк проходит руками по рукам Лексы вниз.
— Всё нормально? — спрашивает Кларк, широко и выжидающие раскрыв глаза. Лекса любит её. Всё больше, больше и больше она любит её.
— Снимай всё, — шепчет она, проводя рукой по щеке Кларк. Большой палец скользит по нижней губе Кларк, и Лекса наклоняется, следуя движению губ. Она целует блондинку в уголок рта, целует веснушки чуть выше губ, целует её полностью и глубоко, задыхаясь. — Снимай всё.
Достигнув рук Кларк, она опускает их к нижней части своей майки. Она вздыхает, когда Кларк тянет вверх майку и оставляет её обнажённой. Никакого лифчика, никаких барьеров.
Кларк шатко дышит, когда её глаза исследуют нагую кожу Лексы, пристальный взгляд полон любви и уважения, как это было всегда. Пальцы скользят вниз между грудями брюнетки, аккуратно вырисовывая маленькие кружочки на твёрдых сосках, спускаются вниз к плоскому животику. Руки Кларк спускаются к джинсам Лексы. Она играет с маленькой металлической пуговкой, после чего отстёгивает её, и Кларк спускает плотный материал с ног Лексы до ботинок, которые девушка тут же снимает.
Лекса закрывает глаза, когда Кларк снимает с неё носки, один за другим, и прижимается губами к голеням, к коленям, к бёдрами. Когда она снова открывает глаза, Кларк стоит на коленях перед ней, пальцы спускаются под трусики Лексы. Ранимые голубые глаза поднимаются вверх, на Лексу, и Лекса проводит рукой по макушке Кларк, гладя её волосы. Она кивает, и Кларк опускает последний барьер.
Когда Лекса уже полностью обнажена, Кларк наклоняется и прижимает лоб к нижней части живота девушки. Тёплое дыхание проносится по нежной коже между её ногами, и Лекса вздыхает. Горло сжимается, глаза горят из-за подступающих слёз, когда руки Кларк гладят бёдра, а губы с шёпотом целуют верх разреза половых губ.
— Кларк, — это больше, чем дыхание, и Кларк кивает у живота Лексы.
Она встаёт и быстро снимает с себя майку. Вещь падает на пол, а за ней следуют и пижамные штаны, и Лекса чувствует, как дыхание в горле перехватило, когда видит перед собой девушку лишь в полосатых трусиках. Они опускаются на пол секундой позже.
— Я скучала по тебе, — шепчет она, проводя рукой по груди, животу и бёдрам Кларк. Взгляд путешествует по лицу Кларк, по щекам скользят свежие слёзы, и Лекса ближе прижимается к девушке. Она кладёт голову вдоль изгиба шеи Кларк и обвивает руки на спине. Она целует плечо Кларк, её шею, ухо. — Я скучаю по тебе.
Дрожащий вздох разносится у кожи Лексы, когда Кларк берёт её руку. Она ведёт её к кровати, они проползают на ней бок о бок, лицом друг к другу. Кларк наклоняется над ней, выключая лампу, и комната остаётся в темноте, погружаясь в оттенки чёрного и белого, но жёлтый свет мерцает в открытом дверном проёме из больших окон большой комнаты.
Они смотрят друг на друга в темноте, как делали это бесчисленное количество раз раньше, их пальцы сплетаются вместе в маленьком пространством между их телами, и ни одна не произносит ни слова. Лекса чувствует запах Кларк на подушке под своей щекой, чувствует температуру её тела всего в дюйме от собственного тела, и горло вновь сжимается. Каждый шаг, который она сделала, чтобы добраться сюда, был туманным, шатким, размытым, но сейчас, лежа здесь, рядом с Кларк в постели, которая была их, в доме, который когда-то был их общий…
— Не думаю, что я когда-либо видела что-то более ясно в своей жизни, чем вижу тебя, — сказала Лекса, и её голос стал другим от плача: грубым и твёрдым, как гравий.
Кларк глубоко дышит, качая головой на подушке, уголки губ тянутся вверх, когда она шепчет:
— Я так сильно буду любить тебя, Лекса Вудс.
Пространство между ними уменьшается до дюйма, и девушки обнимают друг друга.
— И так нежно, — бормочет Кларк в шею Лексы, и девушка дрожит.
Она цепляется за Кларк так сильно, как может, углубляется в её волосы и задаётся вопросом: когда это перестанет казаться сном. Слёзы размывают её зрение, когда Кларк проводит рукой вверх по спине успокаивающими поглаживания, которые убаюкивают её, и это — лучшее, что она чувствует с незапамятных времён.
— Спи, — шепчет Кларк, рука всё ещё поглаживает спину Лексы. — Я буду здесь, когда ты проснёшься.
Лекса закрывает глаза на нежные убеждения Кларк, и сон приходит к ней так легко, как не было уже давным-давно.
Тела сплетены друг с другом, они удерживают друг друга в темноте, и нет необходимости притворяться. Что-то будет длиться вечно.
***
— Выглядишь прекрасно.
Лекса поворачивается на хриплый голос Кларк, находит её прислонившейся к открытой двери их спальни. Она быстро вытирает влажные глаза и говорит:
— Ты должна поспать.
— Ты плачешь.
— Я уезжаю.
Кларк, немного дрожа, скрестила руки на обнажённой груди и прошла к окнам:
— Я знаю.
Тяжёлый вздох вылетел из её губ, когда Лекса раскрыла свои руки, и Кларк прижалась к её груди.
— Уверена, что это — то, что мы хотим сделать?
— Думаю, это — то, что мы должны сделать, — сказала Кларк у тёплой груди Лексы. — В этом и есть смысл, не так ли?
Она чувствует, как руки Лексы сжались вокруг неё, чувствует ритм сердца Лексы своими ушами. Это звучит с такой тяжестью, такой болью, когда Лекса произносит следующие слова:
— Ничто никогда не имело смысла до тебя.
Слёзы выступили на глазах Кларк, но она смаргивает их, прокашливаясь, и игриво тычет в бок Лексы:
— Когда ты меня встретила, у тебя была медаль выступающего с прощальной речью выпускника, свисающая с твоего зеркала заднего обзора, и стипендия, — поддразнивает она. — так что некоторые вещи, должно быть, имели смысл.