— Здесь холодно.
— Здесь прекрасно.
— Так что ты говоришь, — хихикает Лекса, — где эта галерея, в которую мы опять идём?
— Недалеко от Седьмой, — сказала Кларк. — немного дальше.
— Кто ходит на выставку посреди зимы?
— Художники, которые понимают, насколько волшебна зима, Лекса.
— Волшебна? — протянула Лекса и ухмыльнулась, когда Кларк закатила глаза.
— Да, волшебна. Фраза «зимняя сказка» существует не просто так, ты же знаешь.
— Без сомнения, она придумана художником, — дразнила её Лекса, и Кларк засмеялась.
— Нарния была зимней сказкой, — заметила она, — и это место было изумительно.
— Разве лев не съел детей в той книге?
Кларк фыркнула настолько сильно, что чуть не задохнулась, и покачала головой:
— Они сражались с ведьмой.
— В любом случае ужасно, Кларк.
Отцепив свою руку от Лексы, Кларк скользнула обеими руками вокруг талии своей девушки и улыбнулась, когда брюнетка обняла её шею. Это делает прогулку неудобной, но Кларк это не заботит. Воздух пахнет свежестью, и Лекса пахнет фантастически. Даже в холодную погоду она очень, очень тёплая.
— Ты любишь зиму, Лекса, — бормочет она, вжимаясь в пальто девушки. — Я знаю, ты любишь.
Это правда. Несмотря на все жалобы и тот факт, что она никогда не признавала этого перед Кларк, Лекса любит зиму. Она любит её за всё то, что перечислила блондинка, и ещё по тысяче причинам.
В основном, однако, она любит, как лучи ниспадают на Кларк, как солнце искрится на вершине свежего снега, а также любит то, как Кларк говорит об этом; то, как она улыбается и смеётся, и дышит. И любит то, как ей всегда этого недостаточно. Зима, так или иначе, делает её даже ярче и ещё более ошеломительной.
Лекса посмеивается и сжимает плечо Кларк.
— Здесь холодно.
— Здесь прекрасно.
Вздохнув, Лекса целует Кларк в лоб, её губы становятся мокрыми от снежинок на белокурых прядях.
— Ты прекрасна.
***
— Ты ведь заказала столик в ресторане, да? — спросила Костиа, цепляясь за руку Лексы на холодном ветру.
Они быстро идут по тротуару в сторону места, где проходит выставка. Костиа видела флаер с выставкой, которую прикрепили к пробковой доске в кафе рядом с их квартирой. Она практически умоляла брюнетку сводить её на их первое официальное свидание в город. Фирменное «нет» чуть было не слетело с губ Лексы, ведь она давно потеряла любовь к искусству, но глаза Костии были так широки, а улыбка так ярка, что девушка не смогла отказать.
Лекса проклинает тонкий материал её джинсов, потому что коленки дрожат от холода, но она не отстаёт от быстрого шага Костии и надеется, что скорость немного согреет её.
— Да, Костиа, я заказала столик. Когда я в последний раз забывала сделать то, о чём ты меня просила?
— Тогда, когда я просила тебя протянуть водосток в моей квартире, — сказала Костиа, и Лекса застонала.
— Это было один раз, и это не такое уж большое дело.
— Кухню затопило, — аргументировала Костиа, — Столешница пропиталась.
Лекса фыркнула и помотала головой, жалея, что не взяла с собой наушники. Она настояла, чтобы Костиа сделала ей пучок на голове, и это выглядело очень даже мило, но уши теперь настойчиво мёрзнут.
— Ну, я не забыла заказать столик сегодня. На восемь тридцать.
— Хорошо, ладно, — сказала Костиа, глядя на Лексу. — Я в восторге. Это наша первая ночь с тех пор, как мы переехали.
— Знаю, — Лекса подарила ей маленькую, тонкую улыбку и поцеловала Костию в висок. — Тем не менее, было бы славно, если бы тут не царил такой холод. А то у меня пальцы на ногах прямо здесь и сейчас превращаются в крошечные ледышки.
Костиа захохотала. Она немного спотыкается, когда каблук застревает в трещине на тротуаре, но девушка ухватывается за Лексу, и брюнетка осторожно возвращает её в устойчивое положение.
— У тебя не такие уж и маленькие пальцы, Лекса.
Глядя, как меркнет свет с наступлением вечера, брюнетка отвечает на это:
— Я должна была дать тебе упасть.
Костиа испускает ещё один громкий смешок, когда сильнее закутывается и тянет руку Лексы на свои плечи.
— У тебя длинные пальцы на ногах, — говорит она. — Милые, но длинные. Это так и останется правдой, дашь ты мне упасть или нет.
— Я пойду домой, — предупреждает в шутку Лекса, — а ты будешь страдать на этом морозном свидании так, как захочешь.
— Нет, ты не пойдёшь, — сказала Костиа, видя, что девушка блефует. — Здесь слишком холодно, чтобы ты пошла домой самостоятельно.
— Правда.
— Я удивлена, как ты выживала здесь так много лет, — Костиа, посмеиваясь, тычет в живот Лексе. — Ты же ненавидишь зиму.
Лоб Лексы на мгновение поморщился, и вспышка до боли знакомого чувства пронеслась в её груди. Это поразило её так быстро и так сильно, что она резко втянула ртом ледяной воздух, мгновение раздумывая о том, чтобы сказать «здесь холодно», но так этого и не сделала.
Здесь прекрасно. Эти слова бросились в её сознание как логичный ответ на её собственные слова. Лекса почти слышала их. Она почти ожидает, что они пронзят воздух в любую секунду, но этого не происходит. Не происходит, потому что сейчас не тогда, а Костиа — не Кларк.
Прокашлявшись, Лекса вместо этого произносит:
— Да, так и есть.
Когда Костиа вдруг остановилась, Лекса врезалась в неё и прищурилась, отгоняя подальше воспоминания, застилающие разум. Девушка повернулась к ней и улыбнулась, показывая на дверь красивого здания с большими окнами, которые позволяют увидеть огромное пространство, украшенное картинами и рисунками, оно набито людьми.
— Это здесь!
Лекса не потрудилась прочитать слова на вывеске здания над дверью, лишь позволила Костии протащить себя через дверь в долгожданное тепло. Пожилой человек встречает их у дверей и предлагает взять у них сумки и пальто, пока девушки осматриваются. Лекса взяла билет, который он ей дал, когда они снимали верхнюю одежду. Брюнетка заталкивает билет в карман своих брюк.
Поток людей в галерее, видимо, движется по часовой стрелке, так что она и Костиа продвигаются влево и смотрят на первую часть композиции. Они видят рисунок тела женщины в профиль, нарисованный ручкой. Женщина придерживает живот одной рукой. Она беременна. Другой рукой она держится за шею. Это простой, но элегантный рисунок, и Лекса находит его прекрасным. Костиа, кажется, не так поражена им. Она тянет девушку к следующей работе.
Двадцать минут спустя они уже стоят у коллажа с живописью, который охватывает девять небольших полотен квадратной формы. Каждое отдельное полотно заполнено частями цветов, но если посмотреть на них в целом, они создают образ женского рта. Губы слегка приоткрыты, и язык выглядывает между абсолютно белых зубов.
— Это неимоверно, — говорит Костиа, и Лекса кивает, делая глоток шампанского, которое ей предложил один из официантов. — Думаю, мне нравится живопись больше, чем рисование.
Лекса ухмыляется и сухо констатирует:
— Да, я заметила, что ты уже на третьем рисунке оттащила меня к следующему после тридцатисекундного просмотра.
— Я люблю цвета, — ответила Костиа, кусая губы и улыбаясь. — Картины кажутся более живыми, словно изображение сейчас начнёт двигаться.
— Это заставило бы многих голых женщин двигаться тут, — поддразнила её Лекса, и Костиа громко засмеялась, после чего приложила руку к губам и начала озираться, наклонив голову.
— Тут однозначно много голых женщин на этих картинах, — согласилась она после того, как приглушила свой смех.
— Ну, не то чтобы я жаловалась, — отозвалась Лекса, и Костиа ухмыльнулась.
— Ещё бы ты жаловалась.
Лекса закатила глаза и взяла Костию за руку, после чего мягко потянула её к следующей композиции.
***
Ступая в помещение вместе с Кларк, Рэйвен скрестила руки на груди и вздохнула:
— У меня нет ручной “конфетки”*.
— Ты сама конфетка, Рэйвен, — Кларк засмеялась. — Тебе не нужны никакие дополнения. Я уже видела как минимум пятерых разных людей, которые глазели на тебя вместо моего искусства.