– Мы здесь уже три часа. Думаешь, Фишер еще в магазине?
– В прошлый раз он провел там часа четыре.
– В нашем магазине? Зачем?
Девочка пожимает плечами, привычно скрещивает руки на груди.
– Как правило, Фишер закупается в больших универсамах, но сейчас разрабатывает меню для ресторана, поэтому, наверное, решил изучить местный ассортимент. Возможно, он пока и сам не знает, чего хочет. Не спрашивайте меня, я не в курсе.
– Хм. – Невыразимо печальное зрелище – шеф-повар, бродящий по универсаму и не знающий, какие продукты выбрать.
– Только не это! – презрительно усмехается Инди. – Не надо его жалеть. Фишеру не нужна ваша жалость, да он ее и не заслуживает.
С улыбкой качаю головой.
– Ты считаешь себя вправе судить, что достойно жалости, а что нет?
– Да. Например, смерть матери. – Она с вызовом тычет пальцем в грудь. Обожаю подростковую откровенность: в отличие от взрослых, ведущих неспешные разговоры и постепенно выходящих на деликатные темы, дети раскрываются с минимальными усилиями, ибо жаждут, чтобы их заметили и поняли.
Еще я ценю характерный для их поколения черный юмор.
– Осиротела в двенадцать. – Отбиваю подачу.
– Мой отец вообще не хотел ребенка. – Инди сконфуженно морщит нос. – Так что формально я тоже осиротела в двенадцать, к тому же меня бросили при рождении. Двойной удар.
– А меня растили братья-подростки. Поскольку пришлось повзрослеть раньше срока, я пропустила важные этапы эмоционального развития, в результате мне постоянно требуется чувствовать свою нужность. – О-о, не так уж приятно в этом признаваться. – Я часто соглашаюсь с людьми, стараюсь быть полезной и удобной, потому что боюсь, как бы меня не бросили, – прибавляю я, ошарашенная этим прозрением. – Наверное, я пытаюсь сохранить свой мир маленьким, чтобы не чувствовать себя в нем слишком незначительной.
Инди странно смотрит на меня и произносит:
– А я – наоборот, пытаюсь сделать свой мир большим, чтобы не чувствовать себя запертой или загнанной в угол. Мне нужно пространство, я хочу совершить что-нибудь значимое или хотя бы иметь такую возможность.
Согласно киваю.
– Если верить святой троице, также известной, как группа «Чикс» [11], большие пространства – поле для больших ошибок.
Инди невольно хмыкает.
– И все-таки было бы неплохо попробовать.
Час спустя, когда Фишер возвращается домой, Инди угрюмо сидит на корточках рядом со стремянкой, а я, стоя наверху, снимаю с окна решетку. Он выскакивает из грузовика и поспешно направляется к нам, что-то резко выговаривая.
– Готова? – спрашиваю Инди.
– Ага.
Передаю ей решетку. Фишер бросает сумки.
– Думаете, соседи обрадуются, что вы являетесь сюда со стремянкой и разбираете их дом? – кричит он мне.
Одаряю его лучезарной улыбкой.
– Я каждый год вешаю им рождественские гирлянды.
Возмущенно бормоча, Фишер забирает у Инди решетку и ставит на место.
– Кажется, мы на пороге судебного разбирательства, – заявляет он.
– Можно я пойду? – осведомляется девочка.
– Кстати, о судебных разбирательствах, – ловко меняю тему. – Хочу показать правильную дорогу на пляж. Во избежание травм. – Не давая возможности возразить, отставляю стремянку в сторону, веду их на тропу и демонстрирую опознавательные метки, указывающие безопасный спуск к воде.
Повернувшись, вижу, что оба стоят, одинаково нахмурившись и скрестив руки на груди. Наконец Инди, воспользовавшись установившейся тишиной, выпаливает: «Ладно, спасибо», – и поспешно укрывается в доме. Фишер тоже собирается уйти, однако я останавливаю его фразой:
– Ваша племянница очень помогла мне сегодня.
Он разворачивается и подозрительно смотрит на меня.
– Правда?
– Да. Если вы не против, я была бы рада, если бы она согласилась немного помогать на ферме и в саду. – И поспешно добавляю: – Разумеется, не бесплатно.
– Вы предлагаете Инди работу? А вдруг она малолетняя преступница?
– Так, с этого места поподробнее, – смеюсь я. – Что, правда преступница?
Фишер молчит, будто размышляет, говорить или нет.
– Официально ни разу не привлекалась. – Вздыхает. – Спасибо, это было бы замечательно. Здорово, если у нее появится какое-то занятие. – Отводит взгляд, словно не уверен, стоило ли соглашаться.
Последние тучки испарились в лучах солнца. Фишер – единственное темное пятно на фоне золотистого луга. Мимо пролетает пчела, а он даже не вздрагивает, погруженный в свои мысли. Вспоминаю слова Инди: он и сам не знает, чего хочет. Интересно почему?