Я готова съесть целую кастрюлю.
– М-м-м, чудесно!
Фишер удовлетворенно кивает, вручает мне в одну руку миску с бурратой, в другую – контейнер с мидиями.
– Возьми в качестве благодарности. Cейчас принесу еще супа.
Я не стесняюсь принимать съедобные подарки, поэтому охотно беру и то и другое.
– Спасибо большое. – И тут меня осеняет. – Погоди-ка, сейчас шесть утра. Ты что, всю ночь готовил? С чего такая прыть?
– Не знаю. Наверное, вчера перевозбудился, – пожимает он плечами.
– О да, история Спунса и мне не давала уснуть, – поддразниваю его я.
Фишер усмехается уголком рта. Белая футболка забрызгана едой. Глядя на него, растрепанного и грязного, с поварешкой в руке, с трудом подавляю желание глупо захихикать, накручивая локон на палец.
– Вот это мне нравится. – Он указывает подбородком куда-то в район моей груди, разворачивается и уходит к себе.
Оглядев халат, издаю стон. На нем изображены каноэ, спереди эмблема: перекрещенные весла и надпись: «Чем мокрее, тем лучше».
Еще нет семи утра, а я уже переполнена тревожным волнением. То ли от вчерашних событий, то ли от сегодняшних, или от того и другого. В любом случае лучший способ сбросить напряжение – физическая нагрузка. Останавливаюсь на сапсерфинге. Сайлас и Эллис слишком заняты, чтобы помочь перенести мое маленькое каноэ к пляжу, а у меня хватает ума не тащить такую тяжесть вниз по скале в одиночку. Гребная доска пусть и громоздкая, но вполне подъемная.
Ерзая и извиваясь, влезаю в гидрокостюм и выхожу на свежий утренний воздух, неся на голове доску и весла.
Сегодня один из чудесных дней, когда вода кажется голубее, а трава, растущая вдоль берега, зеленее. Вокруг клубится туман, скрадывая звуки; на рассвете он рассеется, и начнется новый день. Вспоминается книга мудрых мыслей, которую мама сделала для меня перед смертью, собрав в ней свои любимые изречения и советы. Одна из фраз гласит: «Если ты невысокого мнения о мире, помни – вокруг тебя целый океан непознанного». Наверное, это пересказ какого-то известного выражения, но мамина версия мне чрезвычайно нравится. Приносит умиротворение и одновременно пробуждает любопытство.
Проплывая мимо парочки выдр, чуть не взвизгиваю от восторга. Ловлю себя на том, что оглядываюсь в поисках кого-нибудь, с кем можно поделиться радостью. Восторг тут же меркнет; так бывает, когда съел много сладкого и во рту остается неприятный привкус.
Недоуменно оглядываюсь, пытаясь определить, отчего мне столь неуютно.
Наверное, следует винить Фишера. Из-за него я остро почувствовала, что не только одна, но и одинока. Все-таки жить самой по себе или с кем-то – две большие разницы. Здорово, когда рядом есть человек, который интересуется твоим мнением, да просто готов составить компанию – например, съездить по магазинам или поцеловать, чтобы помочь почувствовать себя увереннее. Я почти забыла, как это приятно.
Вспышка влечения – на первый взгляд, вроде бы пустяк. Умом я понимаю – не надо зацикливаться, само пройдет. Однако зловещий голос в голове нашептывает: это опасно, не стоит относиться к происходящему слишком легкомысленно. Мы с Фишером знакомы всего несколько дней, меня не должно так сильно тянуть к нему.
Наверное, именно поэтому я не решилась попросить его составить мне компанию на фестивале. Видимо, подсознательно включается внутренняя защита, не позволяющая укрепить с ним связь, ведь он здесь ненадолго.
Тем не менее я вновь и вновь вспоминаю, как он сделал комплимент моей душе, с каким лицом угощал своей стряпней. Мне было с ним весело. Даже ворчание над моим историческим экскурсом в библиотеке вызывает улыбку. Уж я-то способна распознать равнодушного ученика: Фишер слушал очень внимательно. А когда он предложил совместно поработать над меню для «Звездолета» и поцеловал меня в библиотеке, стало ясно – этот мужчина сделал шаг навстречу, сам, без всяких условий.
Когда я возвращаюсь домой, солнце уже пригревает. Нужно успеть поработать в саду, пока не стало жарко. Стряхиваю с себя оцепенение и берусь за дело.
Однако стоит подойти к грядкам, как ведро выпадает из моих рук, а с губ срывается стон.
– Нет, – в ужасе шепчу я. – Нет, нет, нет! – При виде георгины, безмолвно падающей на кучу ее поверженных сестер, шепот переходит в отчаянный вопль. Еще одна начинает дрожать. Беспомощно наблюдаю, как стебель, на котором должен был распуститься роскошный нежно-розовый цветок, медленно падает на землю, словно подстреленный солдат.
А потом я вижу, кто это сделал. Моему взору предстает жуткая мохнатая голова и демонические черные глаза.