– Если хорошо позанимаешься десять минут, покажу тебе чердак.
Заинтригованный, углубляюсь в драматические перипетии конфликта, именуемого «война за лес». Вскоре Сейдж проводит пальцем по моей руке, отчего волоски немедленно встают дыбом.
– Вот молодец. – Кажется, совместная подготовка больше не доставит трудностей.
Сейдж убирает книги в сумку. Следую ее примеру. Не могу стереть с лица дурацкое выражение; будь у меня хвост, я бы им вилял.
Проходим мимо зала с каноэ и поднимаемся по лестнице.
– Это не настоящий чердак, просто дополнительная комнатка, которая нигде не числится.
Помещение меньше, чем я ожидал. Из-за круглого витражного окна кажется, будто находишься внутри калейдоскопа. Скошенный потолок слишком низок, чтобы можно было выпрямиться. У входа большая корзина с одеждой, игрушками и разнообразными вещицами, скопившимися за десятилетия; сверху табличка «Потеряшки». В углу чердака царит относительный порядок; невысокий стеллаж забит книгами, на обложках которых изображены полуголые длинноволосые мужчины, там же – несколько неумелых рисунков, явно детских, и мягкая игрушка (Сейдж тайком пытается задвинуть ее подальше). Вокруг царит щемяще личная атмосфера, словно я оказался в капсуле времени.
– Здесь состоялся мой первый поцелуй. – Сейдж застенчиво улыбается. – Когда мне было лет семь-восемь, Венера разрешила приходить на чердак и больше никого сюда не пускала, только со мной. Наверное, она понимала, что мне требуется личное пространство, подальше от братьев. В общем, в восьмом классе я впервые поцеловалась с Шайло Уилсоном. Мы с друзьями играли в бутылочку.
– Брр, – говорю я. – Шайло и Сейдж. Звучит так себе.
– Думаю, сейчас он живет в палатке где-то в штате Вашингтон.
– Ты настолько сильно разбила ему сердце? Вот бедолага.
– Весьма смело с твоей стороны полагать, что это не я осталась в одиночестве вздыхать по Шайло.
Не может такого быть, однако…
– Верно, ты не способна сделать человека несчастным.
Лицо Сейдж на мгновение омрачается грустью. Мы молча сидим, держась за руки. В солнечных лучах, проникающих сквозь цветные стекла, кружатся пылинки. Время остановилось, тревоги отступили.
– Что ты ощутил, когда получил первую звезду «Мишлен»? – спрашивает Сейдж.
– Мне так и не удалось насладиться радостью, – признаюсь я. – Наоборот, стало тяжелее. Я понимал, что нельзя снижать планку, поэтому чувствовал в основном страх. – Ищу во взгляде Сейдж недовольство или разочарование, однако на ее лице лишь любопытство. – Наверное, адреналин как-то неправильно на меня действует, – со смехом добавляю я.
– С каждой следующей звездой становилось только хуже?
Киваю.
– Через пару дней после того, как мне дали третью, я случайно устроил небольшой пожар. Помню, смотрел на огонь и думал: вот прямое доказательство моей несостоятельности… даже испытал от этого облегчение. Наверное, со временем я настолько охладел к своей профессии, что потеря звезды стала лишь закономерным итогом.
– Но ведь ты получил свои награды заслуженно, в качестве признания за упорный труд. Ты это понимаешь?
Легонько целую ей пальцы.
– Теперь понимаю. Пожалуй, в увольнении тоже есть польза. Поневоле перебираешь свои поступки, пытаешься разобраться, с какого момента все пошло не так. Заодно осознаешь, что сделал правильно.
Счастье на лице Сейдж пробуждает голод.
– Расскажи о своих родителях, – прошу я. Откровенные разговоры таят в себе опасность, но, кажется, она пригласила меня не просто на чердак библиотеки, а в гораздо более личное пространство. Чем больше узнаю о ней, тем сильнее разгорается аппетит. Я желаю знать, ходила ли она на выпускной, ездила ли по миру, где мечтает побывать. Какое у нее любимое блюдо и за что именно она его любит.
Я с радостью угостил бы Сейдж ее любимой едой. Чтобы произвести впечатление. Ну и соблазнить, конечно. Причина не важна; мне просто хочется что-нибудь для нее приготовить.
– Родители… – Сейдж мечтательно улыбается. – Они здесь выросли. Жили по соседству и терпеть друг друга не могли. После окончания школы папа отправился учиться за пределы штата, а мама осталась в Спунсе. – Чем шире она улыбается, тем сильнее сжимает мою руку. – Раньше на фестивале устраивали день исторической реконструкции: все наряжались в костюмы начала девятнадцатого века и вели себя соответственно. Жаль, этот обычай отменили, я с радостью поучаствовала бы. В общем, папа приехал домой на лето, а его бывшая девушка заявилась в город, чтобы выяснить отношения.
– Она была не местная?
– Из соседнего округа. Папу нельзя назвать невинным агнцем. Он познакомился с этой девушкой в колледже, сходил на пару свиданий и понял: ничего не выйдет. Однако она упомянула, что ее семья будет отмечать День независимости в плавучем домике на озере. Надо понимать: в Спунсе на Четвертое июля ничего особенного не происходит, и это для нас больная тема. – Сейдж не то смеется, не то вздыхает. – Отец хотел посмотреть фейерверк, поэтому согласился поехать в плавучий домик. В общем, использовал бедняжку. А после праздника с ней расстался.