– Я и сама толком не знаю. Делай, как получится.
Прочертить в песке дорожку с виду несложно. Принимаю решение просто идти по кругу, но через несколько минут оказываюсь в тупике. Машу Амосу и Сейдж, чтобы они помогли мне выпутаться: я не могу продолжать, не пересекая путь, который уже начертил.
– Оставь как есть, – говорит Амос. – Иногда лабиринт должен где-то закончиться. – И он уходит, чертя за собой новую дорожку. – По-любому прилив все смоет.
Смотрю на Сейдж.
– Разве не грустно? Столько работать, чтобы наш труд пошел насмарку? – Наверное, слово «бессмысленно» прозвучит слишком жестоко.
– Я так не считаю, – отвечает она. – Главное – смириться с недолговечностью. Иногда люди пишут о том, что их тревожит; это вроде психотерапии – написать свои страхи на песке и оставить их позади. Некоторые приходят сюда, чтобы научиться наслаждаться жизнью на практике. Даже… – Она оглядывает мой лабиринт. – Даже если ходишь кругами. Даже если ничего не добьешься. Как только смиришься с недолговечностью, сможешь наслаждаться каждым мгновением.
Меня будто ударили в солнечное сплетение. До чего же она прекрасна! Бросаю грабли, хватаю Сейдж за лацканы куртки, притягиваю к себе. Провожу большим пальцем по веснушчатой щеке, касаюсь губами ее губ. Всего один поцелуй, дабы приглушить неутолимую жажду.
Наконец мы отрываемся друг от друга. Сейдж сжимает ткань моей футболки и заглядывает мне в глаза. Думаю, за прошедший месяц мы уже начертили совместную спираль; осталось принять ее недолговечность и наслаждаться каждым мгновением.
Продолжаем чертить лабиринт. Я стараюсь идти относительно прямо, с плавными изгибами. Сейдж двигается смелее, делает резкие повороты в разных направлениях. Не знаю, сколько это длится, но в какой-то момент остается лишь здесь и сейчас. Линии начинают складываться в узоры, будто так и было задумано. Наконец подходит Амос и велит нам с Сейдж объединить наши дорожки и присоединить к главному пути, ведущему к выходу из лабиринта. Делаю большой круг, практически до кромки воды, сворачиваю к Сейдж, и мы вместе формируем границы, завершающие последний отрезок.
Отходим подальше и смотрим на раскинувшееся перед нами полотно. Даже мои повороты, казавшиеся резкими, сгладились и превратились в красивый узор.
Ветер доносит голоса. На пляж высыпают первые посетители.
– Хочешь побыть здесь еще? – обращаюсь к Сейдж.
– Не-а, – беззаботно отвечает она. – Я оставила позади то, что хотела.
Я тоже.
Глава 24
Сейдж
Утреннее черчение лабиринтов несколько утихомирило, но не успокоило. Ощущение, как на американских горках, когда дух замирает от восторга и в то же время крутит живот.
Большую часть дня провожу в бессмысленных суетливых приготовлениях. Посылаю Рен фотографии одиннадцати разных нарядов, наконец останавливаюсь на юбке и кофте бледно-голубого цвета, с игривым пояском на талии. В последний момент принимаю решение перекрасить ногти, но не рассчитываю время и отказываюсь от этой идеи. Надеваю все свои любимые кольца, целую животных на прощание и направляюсь в сторону луга.
Ранний вечер затаил дыхание, словно припеченная солнцем трава тоже взволнована. Чувства необычайно обострились, искорки предвкушения разогревают кровь в жилах.
Захожу в дом Андерсенов. Меня встречает дивный аромат, от которого впору застонать от наслаждения.
Фишер на кухне. Он держится спокойно и уверенно, словно полностью повелевает всем, что его окружает. На нем свободная зеленая рубашка с короткими рукавами. Волосы влажные после душа. Он делает глоток вина из бутылки; от движения кадыка мое сердце замирает.
– Привет. – Фишер широко улыбается, обходит кухонный стол, скромно целует меня в уголок рта. Вдыхаю чистый мужской запах; так и хочется немедленно стащить с него одежду. Но я понимаю – не стоит торопиться: то, что происходит сейчас, гораздо более интимное и сокровенное.
Откуда-то из колонок доносится музыка – акустические версии популярных песен. Усаживаюсь на табурет возле барной стойки. Фишер сообщает, что готовит ужин из четырех блюд, но будет подавать маленькими порциями, поэтому обжорство нам не грозит. Заводим легкую беседу. Фишер рассказывает, как разволновалась Инди, когда он спросил, увидит ли она Сэма в Гэндоне в выходные. Дружно смеемся.
– Надеюсь, она не слишком грубо обойдется с пареньком, – говорит он. – По идее, я должен ограждать ее от парней и радоваться, что она к ним холодна, но у меня не получается. Моя сестра была совсем юной, когда родила Инди. А люди очень жестоки. – Фишер поднимает руку, предотвращая мои соболезнования. – Возможно, я принимал все гораздо ближе к сердцу, чем Фрейя. В результате Инди выросла чрезвычайно независимой. Она не станет тратить время на ненужные препятствия, мешающие двигаться к цели. Сам был такой же.