Маэглин покачал головой.
— Мелькор этого не одобряет. Хотя ладно, на самом деле есть.
Маэглин протянул Финголфину тонкий меч в простых чёрных ножнах.
— Это Англахель, — сказал Маэглин. — Меч моего отца. Твой меч, Рингил, я не нашёл, прости. Затерялся в Гондолине.
Им удалось бы незаметно покинуть Ангбанд, именно так, как замышлял Маэглин — если бы на предпоследнем пролёте лестницы не оказалось небольшого, тайного окна. Собственно, это был предпоследний пролёт перед уровнем земли — дальше лестница уходила глубоко под землю и заканчивалась подземным ходом.
Но отсюда было слишком хорошо видно, что происходит перед вратами Ангбанда.
Финголфин в отчаянии окинул взглядом площадку лестницы — и вдруг заметил в уголке одного из огромных камней миниатюрный листочек, который можно было принять за трещину в камне. Здесь строители-эльфы всё-таки оставили выход.
— Морьо, я так счастлив. Теперь могу обнять тебя, а то тяжело было так — видеть тебя и касаться лишь твоих волос и лица, — сказал Гватрен. — Сейчас у нас как раньше — я в темноте и опять тебя не вижу.
— Ничего, — ответил Карантир. — Ничего страшного. Только теперь мы вместе.
— Нельо, как… — начал Маглор и запнулся.
— Короны там не было, — ответил Маэдрос. — Нет, Кано, для самого Майрона это было неожиданностью, я уверен. Что-то пошло не так, и нам надо…
Майтимо хотел сказать — «поскорее уходить отсюда», но вдруг послышался громкий треск. Скалы вокруг них словно сами собой раскололись на мелкие кусочки и обсыпались грудой осколков. Теперь их было видно.
Потом Майтимо почувствовал холод. Этот холод пронзил его голову, так что на мгновение ему показалось, что он лишился волос. Так же вздрогнул и Маглор. Они подняли голову — и увидели Мелькора.
Мелькор стоял на пороге своей крепости, вверху, на высоких ступенях. Он был в своём истинном облике — тонкокостный, белолицый подросток с тёмно-розовым, как будто бы здоровым зимним румянцем, но на голове у него невыносимым блеском сверкала корона с двумя Сильмариллами. Маэдрос посмотрел на них — и подумал:
«Как же я не мог тогда, в плену, не понять, что они поддельные!».
Это был именно тот свет, который влил в свои камни Феанор, но свет этот был злым, яростным, отчаянным; он не зачаровывал, он не внушал покоя, он не уводил из этого мира, как свет истинных Сильмариллов. Это были они — и в то же время не они.
— Бедные детки, — Мелькор рассмеялся. — Бедные, бедные, вы всё ещё надеетесь? Мой сладкий рыжий лисёнок, которому пришлось перегрызть себе лапку, чтобы вырваться из моего капкана? Мой нежный, сладкоголосый, зеленоглазый поэт? Вы пожертвовали всем, чтобы прийти сюда и ещё раз попробовать получить вот это?
Мелькор снял корону, в которой горели камни — два светлых завистливых глаза.
— Они прямо-таки смотрят на вас, — сказал он. — Вы хотите их? Берите же! Берите! Только как же вы их поделите?
И Мелькор швырнул свою корону им под ноги.
Маэдрос вздрогнул от ужаса — и тут же нагнулся и схватился за корону.
То же самое сделал и Маглор.
Оба они держались за неё, и тут Маглор потянул её к себе.
— Брат, мы сможем теперь выполнить Клятву, если… — начал Маэдрос.
— Отдай её мне. Это я должен её выполнить!
— Она должна быть у меня, Кано, я же старший, — выговорил Маэдрос.
Это звучало так разумно, так логично, но в то же время у него было чувство, что эти заготовленные заранее фразы за него говорит кто-то другой.
— Отдай. Отдай, я должен искупить свою вину. Я виноват, Нельо. Поэтому она должна быть моей. Я не должен был скрывать убийство Финвэ. Это я должен получить их обратно.
— Но мы уже получили их обратно, Кано, — умоляющим голосом сказал Маэдрос. — Прошу тебя, бежим отсюда. Наверное, ему это надоело, он уже получил всё, что хотел. Они наши. Отпусти её.
— Нет, нет, — сказал Маглор. — Ты отпусти, Нельо.
— Я не могу, Кано. Я правда не могу.
Маэдросу казалось, что его левую руку словно бы заставил прилипнуть к короне какой-то невыносимый жар. Это всё было так нелепо, так ужасно; ему показалось, что он слышит тихий смех Мелькора.
Он опустил глаза — и увидел, что рука Маглора, — его правая рука, которой у него, Маэдроса, не было, — держит кинжал. Маглор, видно, решил схитрить, когда у них отбирали оружие и спрятал его. «Как же глупо!», — горько усмехнулся про себя Майтимо, вспоминая, как сам надеялся перехитрить Мелькора — перед тем, как попал к нему в многолетний плен. Он понимал, что сейчас, через несколько мгновений, Маглор вынет лезвие из ножен, они обменяются ещё несколькими словами — и Маглор вонзит ему в живот этот кинжал по самую рукоять.
— Братик… — одними губами выговорил он. Он вспомнил, как стоит в отцовском доме, в галерее на втором этаже — тогда там ещё не было проклятых украшений — и держит на руках маленького Маглора, который хочет посмотреть в окно…
— Прекратите! — отчаянно закричал Карантир. — Майтимо, пожалуйста, отпусти это! Ты просто делаешь то, чего он хочет! Он хочет, чтобы мы все убили друг друга! Он уже не знает, как сделать больнее нам, как причинить больше страданий нашему отцу — его больше нет, но он всё равно хочет делать то, из-за чего отец бы мучился! Я отказываюсь от Клятвы, Майтимо! Пусть лучше мы все умрём, пусть Всеотец осудит нас, но пусть не будет больше этого зла! Майтимо…
Майтимо растерянно смотрел на Карантира; он не мог понять, почему тот не идёт к ним, за камнями, он не мог сразу осознать смысла его слов, ответить — и когда понял, было уже поздно.
— Ах, ну заткнись же, заткнись, идиотка ненормальная, заткнись, ты мне мешаешь! — взвизгнул Мелькор. Он повернулся и выломал одной рукой, ладонью створку огромной каменной двери, — чёрной двери высотой в тридцать футов, украшенной тонкой резьбой с изображением деяний Мелькора в первые века Арды.
Он швырнул её, и она рухнула с гулким, страшным звуком, похоронив под собой Карантира и её слепого возлюбленного.
— Ну продолжайте же, что вы стоите, мне же интересно! — обратился Мелькор к Маглору и Маэдросу. — А может быть, попробуете напасть на меня! К сожалению, меча у меня пока нет. Как несправедливо! Продолжайте!
И Маглор — механически, ровно, бесстрастно — снова повторил:
— Отдай её мне, я должен выполнить Клятву!
Майтимо смотрел на него и понимал: нет, это не чары Мелькора говорят в нём — это сам Маглор с его безысходным отчаянием, с десятилетиями тоскливых, бесплодных, никуда не ведущих размышлений, которыми он иногда делился со старшим братом.
Ему оставалось только ждать удара кинжала, и он решил, что это не такой уж плохой конец. По крайней мере, это мгновенная гибель от рук любимого, доброго брата, а не многолетняя агония в плену.
— Ох, нет! — услышали они вдруг срывающийся голос Маэглина.
В стене недалеко от ворот вдруг повернулся какой-то камень, который казался частью циклопической кладки, и перед ними появился Финголфин.
Мелькор страшно, злобно зашипел; он был в таком гневе, что не сразу смог найти слова.
— Дети! Дети! — закричал Финголфин. — Дорогие дети, прекратите, пожалуйста! Я больше не могу! Бросьте! Я понимаю, что вы не можете, но прекратите!
В руках Финголфина блеснул его меч; он подбежал к ним, замахнулся; Майтимо закрыл глаза и ощутил удар.
Финголфин разрубил корону Мелькора надвое. Один камень остался в руках у Майтимо, один — у Маглора.
— Кано, беги отсюда скорее! — сказал Финголфин, вкладывая клинок в ножны. — Беги отсюда, я тебя прошу! Майтимо, и ты беги!
Маглор судорожно прижал обломок короны к своему лбу; пошатываясь, он пошёл в сторону, потом побежал; Майтимо видел, как Маглор садится на коня и действительно — бежит, бежит, куда глаза глядят. Он подумал, что младший брат лишился рассудка, что теперь он остался здесь один — с бесполезным обломком короны с одним камнем в руке.
— Майтимо, беги! — отчаянно прокричал ещё раз Финголфин.
Мелькор, наконец, опомнился; он в долю мгновения подбежал к Финголфину, который не успел ни увернуться, ни попытаться выхватить меч, висевший у него на поясе. У Мелькора даже не было оружия: он дёрнул Финголфина изо всех сил за волосы; тот рухнул, и Мелькор, размахнувшись, ударил его по спине ногой. Послышался чудовищный хруст.