— Вот видишь, что вы двое наделали? — сказал Мелькор Маэдросу. — Вы виноваты! Я бы его ещё подержал у себя. Поиграл бы. А теперь я его сломал. — Он посмотрел в побелевшее, сжавшееся лицо Финголфина. — Ну может быть, Майрон что-то с этим сделает?!
И он исчез за сломанными вратами, утащив Финголфина с собой.
Майтимо смотрел в чёрный провал, потом опустил глаза. Он всё ещё судорожно сжимал свою половину короны. Финголфин разрубил пустую ячейку, где был Сильмарилл, который забрали Берен и Лютиэн.
Он хотел было сказать — «Ноло, прости меня», но разве можно было завершить страшную судьбу того, кто когда-то был его любимым другом, этим «прости меня». Разве то, что за это время Мелькор сделал с Ноло, с Фингоном, с другими родными и близкими, было хоть как-то соизмеримо с тем, что он держал в руке?
— Отец, что мне делать? — прошептал он.
Последовать за Мелькором? Чтобы его и Финголфина мучили на глазах друг у друга? Может быть, видеть, как страдают из-за него, Маэдроса, другие пленники?
И ведь тогда у него отберут Сильмарилл.
Маэдрос начал смеяться, пока у него по щекам не покатились слёзы.
— Трус, — сказал он сам себе, — трус, подлец, что же ты делаешь?
Он заставил себя подняться по ступенькам дворца, но оказалась, что за сломанной резной дверью есть ещё одна, совершенно чёрная, каменная, сплошная: она, видимо, мгновенно опустилась сверху, когда Мелькор вошёл. Маэдрос ударил по ней мечом, но это была сплошная скала, в которой не было ни щели, ни замочной скважины.
Тут он вспомнил — об этом, кажется, рассказала ему Нерданэль: когда Валар схватили Мелькора, все вместе они не надеялись взломать ворота его крепости. Им ведь пришлось притвориться, будто они хотят выразить Мелькору покорность, чтобы он открыл им сам.
Майтимо пошёл вдоль стены; дверь, через которую выбрался из крепости Финголфин, исчезла, и Майтимо не мог понять, где она была.
Он шёл и шёл, пока не завернул за угол огромной башни.
Перед ним разверзлась пропасть — огромный огненный ров, который шёл на тёмный север и терялся в туманных парах; берега были усыпаны костями и остатками обгорелых трупов.
«Как же любят наши учёные поговорить о Песне и о замыслах Всеотца, — подумал Маэдрос. — Эта пропасть тоже была в Его замыслах? А я?..»
Он прижался спиной к камню.
«Нет, если я — часть замысла, то я определённо часть замысла Мелькора. Да, это так. Непонятно только тогда, зачем я любил. Зачем?!».
Маэдрос закрыл глаза и бросился в пропасть.
Майрон был одет сейчас не в чёрные, как обычно, а в тёмно-алые одежды; казалось, его тёмно-рыжие волосы стали длиннее и светлее. Он был в комнате на верхнем этаже башни, там, где он держал Финголфина. Майрон сидел в высоком, чёрном кожаном кресле и смотрел на Мелькора так, как будто бы это Мелькор пришёл к нему на аудиенцию.
— В-вот он, твой любимчик, — и Мелькор бросил ему под ноги обездвиженного Финголфина. Меч Англахель больно ударил короля по бедру. — Что скажешь? — Это ты отдал ему меч Турина? — Мелькор наклонился и сорвал Англахель с пояса Финголфина.
— Нет, не я, — ответил Майрон. — А так — очень жаль: я потратил лет десять, чтобы срастить ему позвоночник.
— Я избавлю тебя от дальнейших трудов, — сказал Мелькор. — Я сейчас его убью. Я ждать не буду. И я больше не дам тебе ключи. Ты сошёл с ума, раз позволил мелкому, желтоволосому, неграмотному лесному эльфу распоряжаться моими ключами. Перед тем, как я велел сбросить его в пропасть, он просил тебе буквально передать мои слова.
— Очень жаль, — вздохнул Саурон. — Хотя, признаюсь, в каком-то отношении я польщён.
— Ненавижу его! — и он ещё раз пнул Финголфина. Тот с трудом удержался от стона, почувствовав, как треснули рёбра. — Никто за тобой сюда больше не прилетит, — прошептал Мелькор, наклонившись над ним.
— Почему ты так думаешь? — спросил Майрон. — Я думаю, что Валар, посылавшие орлов за его телом, пожалели бы его, узнав, что он здесь. Если знать, кто и почему…
— Не хочу, — оборвал его Мелькор.
— Тебе надо было бы овладеть хотя бы искусством шантажа, если ты действительно хочешь править этим миром, а не разыгрывать нескладные представления непонятно для кого — вроде того, что ты разыграл с Хурином и Турином, — презрительно сказал Майрон. — Всеотец вряд ли оценит твои усилия, даже если в собрание Его сочинений и входят такие нелепые трагедии. Кстати, Мелькор, а всё-таки как ты украл Сильмариллы? Ты ведь не убивал Финвэ? Вот этого я никак понять не могу. Может, расскажешь? Кто открыл тебе ларец? Сам Феанор? Ты ведь тогда уже должен был понять, что он — твой брат, один из Валар. Чего ты хотел от него? Что ты ему обещал?
— Ну какое тебе дело?! Ведь всё получилось так красиво. Я убил Финвэ, я украл Сильмариллы, я ускользнул от погони. Все это знают. Майрон, ну кого интересует, как всё было на самом деле? Даже сами нолдор не хотели и не хотят ничего знать.
Мелькор стал задумчиво водить ладонью по гладкому лезвию Англахеля; меч иногда вспыхивал дрожащим красным и фиолетовым светом, словно бы ему было страшно находиться в руках Мелькора.
— Я и Макар, мы всегда были вдвоём против Манвэ. Манвэ вынудил его сойти с ним в Арду своими отчаянными мольбами — ему без него было страшно, он думал, что не справится. Но ему пришлось понять, что Макар не захочет быть на вторых ролях. Мы были свободны; мы творили всё, что хотели, вокруг нас горело Изначальное пламя и холод Пустоты; мы создавали земли и луны. Всеотец призвал Варду в помощницы Манвэ. На самом деле Манвэ был доволен, когда Макар случайно погиб от рук Аулэ ещё в самом начале. Манвэ не мог не видеть, как Ниэнна второй раз убила его: он обещал мне безопасность в чертогах Макара в Амане, уже зная, что тот мёртв. Манвэ не мог не понять, что Лориэн принёс им в своём котле и на чём они вырастили Деревья.
Мелькор презрительно усмехнулся. Он чертил узоры кончиком меча по полу у лица распростёртого у его ног Финголфина, при каждом повороте угрожая отрезать ему нос или губы и лишь в последнюю секунду отводя лезвие.
— Пока я был в заточении, — продолжал он, — Манвэ заставил Макара возродиться в угоду Ниэнне. Рассчитывал на то, что дважды лишившись своего тела, Макар ослабеет настолько, что будет уже не опасен, а Ниэнну перестанет мучить совесть. Возродившись, Феанор потерял память о прошлом и прямо-таки помешался на своём земном отце Финвэ. Но когда в его руки случайно попали его собственные кости, и он сделал из них Сильмариллы, Феанор начал вспоминать. Я увидел, чья душа живёт в Феаноре, да и тело Макара в оболочке камней я не мог не узнать. Сначала это казалось мне жалкой уловкой, а Феанор — ничтожным обломком прежнего Макара, нашего Рамандора. Но потом, постепенно, видя его и наблюдая за ним, я снова увидел того, кто смог вырвать из чрева земного шар Луны и поднял его в Пустоту, чтобы я заселил его своими слугами. Рано или поздно я сказал бы Феанору правду о том, что такое Сильмариллы, и мы стали бы союзниками. К тому же Феанор не воображал, что у него есть сестра — в Макаре это было невыносимо. Но мне мешал этот мерзкий выводок нолдор, которых он считал своей семьёй. Если бы Феанор утратил сыновей и отца, он обязательно пришёл бы ко мне. Феанор мог заставить всех эльфов в этом мире служить мне… нам. Он был мне так нужен! Ублюдок Арафинвэ всё испортил.
— Если бы ты не посвящал Арафинвэ в свои планы, он бы ничего не испортил, — пожал плечами Майрон. — Почему же ты не попросил меня, хотел бы я знать?
— Ты был слишком далеко, — Мелькор поднял меч и повертел его у себя перед лицом, словно девочка — грошовое зеркальце. Он ловил своё отражение в отблесках лезвия.
— Тебе ведь не понадобилось много времени, чтобы добраться сюда из Амана. Это было бы естественно. Неужели ты не мог меня позвать? Как там говорила Варда, — усмехнулся он, — «оба были духами, склонными к раздору, и вместе с некоторыми другими, что пришли с ними, был первый и главный, что присоединился к раздорам Мелько…»
Мелькор расхохотался.
— Ты, значит, действительно думаешь, что ты первый и главный, не так ли, Майрон? Ты? О да, откровенно говоря, это почти что так. Но ты ведь уже знаешь, что ты просто-напросто кусок Феанора, не так ли? Мне кажется, это мерзко, мой милый. Тебе ведь без него лучше. А ведь тогда, когда ты впервые пришёл — пришла — ко мне, я мог бы понять больше: понять, что Макара не стало. Ты говорил о какой-то мести, но я не особенно хотел слушать. Жаль, но для меня и так всё тогда сложилось наилучшим образом. Я сказал тебе, что это Аулэ убил Макара — это ведь была правда, в первый раз это сделал он. Ты сказала, что хочешь поступить к нему на службу, чтобы отомстить, и это оказалось для меня весьма полезно. Знаешь ли, я всегда немного… немного затуманиваю сознание тем, кто приходит ко мне. На всякий случай. Я думаю, со мной ты был вполне счастлив. Надеюсь, ты не окажешься настолько чувствительным, чтобы отказаться прикончить детей Феанора? Я даже прощу тебе, что ты пустил сюда Маэдроса, раз этот урод уже избавил мир от своего присутствия.