— Дядя Нельяфинвэ устал, наверное, — сказала Финдуилас, — ему очень нужно отдохнуть. Правда, Амрод? — обратилась она к жениху.
— Конечно, — сказал Маглор и вдруг по-детски, беззаботно улыбнулся: Майтимо не видел у него такой улыбки, наверное, с тех пор, как родился Карантир. — Меня жена уже заждалась. Я её должен проводить: она хотела съездить за детьми и за нашими вещами.
У Майтимо глаза полезли на лоб.
— Жена?! С каких пор? Дети?.. Ваши?
— Жена… ну жена, в общем, уже довольно давно, — смущённо сказал Маглор. — Словом, когда Ульмо оставил меня на берегу…
Маглор проснулся от того, что кто-то сильно бил его по лицу. Очень сильно и очень больно.
— Проснись! Проснись! Очнись! Очнись! Безмозглая тварь! Очнись ты! Скажи что-нибудь! — кричал кто-то над ним.
Маглор раскрыл глаза и улыбнулся, несмотря на все грубости, которые услышал в свой адрес. Всё было как в тот самый чудесный день в его жизни: шум моря, голубое высокое небо и самое любимое в его жизни лицо над ним — доброе, милое, смешное, но почему же такое заплаканное?
— Любимая, что-то случилось? — спросил он жену. — Лайрэриэль?..
Она ответила ещё одной оплеухой.
— Дорогая, что с тобой? — Он подумал, что давно не видел жену такой расстроенной, но… но когда же он в последний раз её видел? Что-то было в этом странное. Кажется, она плакала. И с ней были какие-то дети… Но у них же нет детей? Они же только собирались их завести. Как раз вчера вечером они с Лайрэриэль говорили об этом. Или не вчера?..
— Лайрэриэль, я могу что-то сделать для тебя? Чем тебе помочь? Что происходит? — снова попробовал он.
Она упала к нему на грудь, уткнулась лицом в его мокрую рубашку и заплакала ещё горше. Маглор осторожно погладил своей узкой ладонью, к которой пристали песчинки, её пушистые чёрные волосы.
— Ты меня помнишь? — спросила она. — Помнишь?
— Конечно, о чём ты говоришь! Твой брат Элеммакил нас познакомил. Потом мы иногда виделись, но не разговаривали подолгу. А потом мы с тобой танцевали на свадьбе Турукано. Потом нам с тобой ещё пришлось пойти танцевать на берег, там хорошо было слышно музыку — потому что Келегорм обиделся, когда ты стала его подкалывать насчёт Аредэль, а Амрод и Амрас всё время над нами смеялись…
— Да, — ответила она, — я же тебя больше, чем на голову выше.
— Я же помню, мы с тобой потом всю ночь гуляли и разговаривали. Потом я к тебе приезжал, ты жила одна на берегу моря в маленьком домике из двух комнат. Мы часто переписывались с тобой, а чтобы наши братья — мои и твои — слишком не лезли в наши дела, ты подписывалась «Нариэндил», «Летний друг» — и потому что мы сблизились летом, и потому что это чем-то похоже на твоё настоящее имя — Лайрэриэль, «Летняя дева в венке». Потом мы решили пожениться. Мы поженились, и я сказал об этом только отцу. Потом я приезжал к тебе зимой, и мы решили, что нам пора завести детей… потом… что же было потом?..
Нариэндил — а точнее, жена Маглора — не смогла ничего ответить.
— Это всё Эарвен, — с ненавистью сказал Маглор. — Мы же с тобой слышали — она помешалась на том, чтобы её сын стал единственным наследником Финвэ. К несчастью, Нариэндил — наверное, я ещё долго не смогу называть жену иначе, — рассказала о нашем союзе Эарвен, в том числе и о том, что мы уже собираемся иметь детей. И тогда Эарвен уговорила Мелькора сделать так, чтобы я потерял память и совсем забыл о своей жене. Я вернулся тогда, зимой, в Форменос и уже не вспоминал о ней. Но мне всё время было очень тяжело и одиноко. Потом Нариэндил поняла, что я ухожу из Амана вместе с отцом. Она подошла ко мне в своём обычном виде, и я не узнал её. Она решила, что я предал её; Элеммакил всё время думал так же. Но она решила, что если я не хочу принять её, как жену, она хотя бы может быть со мной. Она переоделась в юношу и поступила ко мне на службу. Конечно, я не узнал в ней женщину, которую, как мне казалось, я видел лишь раз!..
— Я сразу её узнала, — сказала Луинэтти, — когда попала к вам тогда. Она ведь бывала дома у Финарфина и Эарвен. Я знала, что она жена Маглора, и что между ними вроде бы что-то произошло. Но потом Лайри подошла ко мне и попросила никому ничего не говорить о ней. Я сделала так, как она просила, хотя я и была против: мне казалось, что раз Маглор и вправду такой бессовестный, то если рассказать об этом тебе, Майтимо, ты сумеешь привести его в чувство. Но уже потом я поняла, что у него явно что-то с головой.
— Ну это ты поняла, — развёл руками Маглор. — А Элеммакил, когда мы вернулись сюда, сразу отвесил мне пощёчину. Мне кажется, он до сих пор так мне и не поверил. Думает, что я предал его сестру. Наверно, понадобится очень много времени, чтобы он понял, что я люблю Нариэндил и никогда бы её не бросил по доброй воле… Она поедет за Элрондом и Элросом: Гил-Галад разрешил, чтобы они пока пожили с нами. Мы с женой их очень любим. Просто не знаю, что будем делать, когда родители их заберут… — Маглор горько вздохнул и вышел вслед за всеми.
С ним остался только Фингон. Майтимо придвинулся, прижался лбом к его тёплому боку и почувствовал, что его снова уносит в сон.
А потом кто-то тихо открыл дверь, подошёл, ласково погладил его по волосам и сказал тихо-тихо: «Спи, сыночек».
«Нет, не может быть», — подумал Майтимо и заснул.
После обеда Фингон предложил ему выйти и посидеть на улице.
— Ты поздоровайся хоть с нами, — обратился к Фингону Карантир. — Ты всё это время с Нельо глаз не сводишь, отвечаешь только Тургону, а нас как будто бы и нет. Я-то не обижаюсь, но, может быть, хоть пару слов скажешь Турко? Или у тебя есть основания на него сердиться?
— Нет, — сказал Фингон, — ничего особенного.
Он подошёл к Келегорму, который сидел на скамейке под деревом в обществе Элеммакила, держа в руках свой посох (он всё ещё был нужен ему) и сказал:
— Здравствуй. — Сделать свой голос хоть чуть более тёплым ему не удалось.
— Здравствуй. Я так рад, что ты вернулся и с тобой теперь всё в порядке, — сказал Келегорм.
Умом Фингон понимал, что сам ничем не лучше по сравнению с Келегормом, что он тоже фактически находился на службе у Моргота (хотя и отговаривался тем, что служит только Гортауру). Но ему было невыносимо обидно за Майтимо, — он знал, как сильно тот любит своих братьев, хотя и не всегда может это показать, и понимал, какую боль Келегорм ему причинил своим предательством и уходом.