— Элеммакил, — Фингон протянул ему руки, они сцепились пальцами, как часто делали в детстве и потом обнялись. — Мы правда так толком и не поговорили с тобой с тех пор, как увиделись. Я всё время о тебе думал. Как ты? Как сын?
— Финьо, — сказал Элеммакил, — у меня всё очень хорошо. Только я тебя прошу, прости Тьелко, пожалуйста. Он так намучился. Он ведь принёс не так уж много вреда. Может быть, если бы он остался с братьями и пытался дальше добыть Сильмариллы, было бы хуже…
— Ладно, Элеммакил, — сказал Келегорм. — Я вины с себя не снимаю, так что не надо.
— Финьо, пожалуйста! Ты должен знать, что это всё было совершенно зря, — выдохнул Элеммакил. — Гортаур даже не исполнил то, о чём просил его Тьелко!
— Не исполнил?.. — повторил Фингон.
Фингон посмотрел на него — и увидел, что Келегорм не может смотреть на него; он опустил лицо, нервно потёр лоб и покраснел.
Фингон опустился на колени рядом с ним и взял за руки. Отсюда он мог видеть его глаза.
— Тьелко?.. — прошептал он одними губами.
— Ладно, Элеммакил, отойди, — резко сказал Келегорм. — Понимаешь, Финдекано… ну просто я не мог видеть тебя в таком виде. И всё. Ничего же больше сделать было нельзя. Мелькор мне обещал, что Гортаур убьёт тебя сейчас же, если я признаю его своим повелителем. Не думай, я Нельо даже ни словом не намекнул. Не хотел его расстраивать.
— Прости… прости меня, пожалуйста! — воскликнул Фингон и бросился ему на шею. — Я ведь тебя так ненавидел всё это время. Я тебя покалечил. А ты…
— Да ладно тебе!.. И кстати, это же не ты сделал, — шепнул ему на ухо Келегорм, — это Нельо. Я ему и этого тоже не сказал, чтобы его уж совсем не огорчать.
— Честно говоря, я и тогда просто с ужасом представлял себе, что будет, когда Майтимо обнаружит, что ты упустил Сильмарилл, — так же тихо ответил Фингон.
— Да нет, боюсь, дело не в этом, — сказал Келегорм. — Про Сильмарилл он сказал что-то вроде «судьба такая», а вот когда он понял, что пропало твоё ожерелье, тут и сорвался окончательно… Я никого из вас не виню. Знаешь, я ведь всегда за вас обоих так радовался. Как у вас всё хорошо и как вы друг друга любите. Хотел, чтобы мой брат был счастлив с тобой. В общем, Финьо, пожалуйста, люби моего брата так же, как он тебя. Ладно?
— Это не так трудно, — Фингон поцеловал Келегорма в лоб.
Майтимо посмотрел на них, хотел было что-то сказать, но предпочёл незаметно отойти в сторону.
Он вспомнил слова Келегорма, когда, уже после того, как он ушёл к Морготу, они случайно встретились в лесу: «К жизни всё это не имеет никакого отношения». И он догадался, сам не зная, как, что Келегорм в обмен на предательство попросил Моргота не пощадить Фингона, а убить его.
«Можно кого-то любить просто так… желать счастья…» — сказал ему Келегорм, когда они прощались.
И потом он словно услышал у себя в голове мягкий, чуть в нос, насмешливый голосок сестры Элеммакила:
«А вот по-моему, Келегорм не женился потому, что не мог решить, кого он больше любит, Аредэль или Фингона».
Среди развалин Ангбанда Ульмо увидел маленькую фигурку. Белокурый Арминас рыдал, сидя на резной створке ворот (той самой, которую пришлось разбить Нерданэль). Ульмо подошёл к нему и похлопал по плечу.
Облик Арминаса развеялся, как пыль.
— Ильмарэ, ну перестань плакать, — сказал Ульмо. — Она вернётся. Я уверен в этом.
Служительница Варды встала и смахнула слезу. Обломки колонн и плит вокруг неё отражали исходившее от неё золотисто-зелёное сияние.
— Она больше не любит меня, — сказала Ильмарэ. — Я больше не её дорогое дитя.
— Ильмарэ, а чего ты хотела? — развёл руками Ульмо. — Зачем ты вмешивалась в чужие дела? Зачем покрывала Финарфина? Зачем проболталась Маэглину про то, что Варда отправилась в Ангбанд, чтобы спасти Финголфина? А если бы Маэглин рассказал об этом Мелькору?! И зачем ты сказала Анайрэ, что Аредэль умерла? Ты-то не могла не знать, что это не так. Ты видела, что Анайрэ в отчаянии. Почему ты поступила так жестоко, Ильмарэ?
— Я ненавидела Анайрэ, — ответила Ильмарэ. — Я же не могла не понимать, что происходит с Сулими… с Вардой! Анайрэ с самого начала, когда ещё пришла в Аман со своими сёстрами и братом, вызывала у меня неприязнь — тем, что была так похожа на Варду! На её истинное обличье. Мне всегда это казалось кощунством! А потом, когда я увидела, что моя госпожа, моя матушка полюбила этого эльфа!.. Никто, кроме меня, не замечал этого. Но это было так очевидно! Она избегала встреч с ним и с Феанором, она… Я так хотела, чтобы это прекратилось, чтобы те, кого я считала отцом и матерью, снова стали единым целым! А эта Анайрэ ещё и заняла её место! Я же понимала, что Финголфин взял её в жёны именно потому, что она так похожа на…
— Ильмарэ, теперь я тебя уже совсем не понимаю, — перебил её Ульмо. — Ты возненавидела Анайрэ за то, что она похожа на Варду и за то, что Финголфин на ней женился. Я бы на твоём месте думал наоборот: Финголфин вступил в брак и должен теперь забыть о твоей хозяйке, а Анайрэ спасла союз Манвэ и Варды.
— Наверно! — воскликнула Ильмарэ. — Наверно, я должна была так думать! Но я всё равно её ненавидела. Мне казалось, что раз Финголфин был избран Вардой, он должен был бы оставаться ей верным всю жизнь! Я так надеялась, что когда он узнает, что его жена погибла таким образом, он тоже наложит на себя руки. Но Варда так ничего и не сказала ему!..
— Вот это, конечно, мне тоже странно, — сказал Ульмо. — Женское благородство вообще странная штука, если это вообще подходящее здесь слово. Она явилась к Финголфину в облике Кирдана, рассказала о случайной гибели Анайрэ, но она не посмела рассказать ему о том, что это было самоубийство, — чтобы он не понял, что он свободен. Это ей, видимо, показалось неблагородным! Хотя он ведь даже не знал, кто скрывается под именем Кирдана и не подозревал, что та девушка-айну, с которой он беседовал там, в Валиноре, к нему настолько неравнодушна.
— Она теперь не захочет меня видеть, даже если вернётся, — сказала Ильмарэ.
— Я не знаю, дорогая, — сказал Ульмо. — Думаю, она понимает, что ты чувствовала к Анайрэ, но вряд ли она сможет простить тебе то, что ты фактически помогла Финарфину. Ты же не могла не понять, кто это.
— Манвэ так любил Финарфина, — сказала Ильмарэ. — Мне он никогда не нравился, но что тут поделаешь! Финарфин открылся мне тогда и сказал, что он-де прибыл сюда, в Средиземье, чтобы быть со своими детьми, тайно помогать им и тому подобное. Мы с тобой, помнишь, тогда побывали в Нарготронде как Арминас и Гельмир, и я удивилась, что он не отправился немедленно к своему сыну и внучке. Но Финарфин всегда был таким убедительным!.. И кстати, в отличие от тебя, я не знала, что настоящего Воронвэ он убил.
— И я не знал, — ответил Ульмо. — Оссэ помог ему скрыть тело, в том числе и от меня. Я понял это только намного позже. А ты теперь вернёшься в Аман? Или будешь ждать её здесь?
— Мне нужно обратно в Аман, — сказала Ильмарэ. — Я очень нужна Манвэ.
— Да неужели? — сказал Ульмо. — Я бы на твоём месте не надеялся.
— Не надеялся на что? — недовольно сказала Ильмарэ.
— На то, что Эонвэ когда-нибудь забудет Меассэ. Или Майрона, если на то пошло. Особенно после того, как он попросил Феанора сделать для него те браслеты.
Ильмарэ раздражённо фыркнула и исчезла в облаке золотисто-зелёных искр.
Дуилин уступил-таки просьбе своих товарищей по заключению — пойти поискать, не осталось ли в руинах Ангбанда их выживших соплеменников. Сам он думал, что, во-первых, вокруг зала и покоев Мелькора вряд ли кто-то выжил, и во-вторых, есть риск наткнуться и на раненого орка, который вряд ли поведёт себя дружелюбно.
К своему небывалому удивлению, они увидели, что среди груды мелких осколков и щебня, оставшейся от приёмной залы Мелькора, лежит почти невредимой огромная чёрная колонна. А на ней сидит очень раздражённый и унылый Маэглин, беспрерывно ругаясь себе под нос и бормоча что-то вроде: «Ну вот же свинство, ну что у меня за судьба такая, ну что ты тут поделаешь, вот хоть на этот раз хотел как лучше, и на тебе пожалуйста…»
Он поднял глаза на бывших соотечественников и продолжил, как будто бы уже обращаясь к ним: