— Морьо долго не хотел нас видеть. Не хотел нам показываться в таком виде. Только когда Нариэндил ему рассказал, что жизнь Кано в опасности… Он жил на Амон Эреб почти совсем один. Люди там кругом, как он говорит, настолько мало знают о квенди, что восприняли это без удивления — многие там считают, что мы можем менять пол по своему желанию.
Тургон горько усмехнулся.
— Если бы, — буквально выплюнул он. — Если бы. Я…
Майтимо осторожно взял его руку и удивился, какая она холодная. Он посмотрел на побледневшее лицо кузена и вдруг понял, насколько тяжело даётся Тургону этот разговор: он представил себе, как ему трудно, оказавшись лицом к лицу с тем, кого он знал столько лет, вести себя как обычно, как будто бы за это время с ним ничего не произошло.
— Турьо… ну хочешь… хочешь, я доберусь до Маэглина и убью его? Хочешь? — Он с болью увидел, как Тургон опустил голову, плечи, сгибаясь, пряча лицо в коленях.
— Не надо… зачем… Нет, не надо. Если бы только Маэглина… — ответил Тургон.
Маэдрос обнял Тургона и прижал его голову к своей груди.
— Не чувствуй себя так… Я же всё понимаю…
— Да что ты понимаешь? — сказал Тургон.
— Турьо, ты думаешь, когда я был у них, меня только пытали, и больше ничего? — совсем тихо спросил Майтимо. — Думаешь, я… я не пережил этого? Н-н-насилия…
Тургон порывисто обнял его. Он не плакал, но Майтимо чувствовал, что внутри он весь дрожит.
— Он знал?..
Майтимо понял, что Тургон имеет в виду Фингона.
— Да, — ответил Майтимо. — С самого начала. Он… он меня пожалел. Вот так.
— Он такой добрый, — с трудом выговорил Тургон.
Майтимо прижимал его к себе, шепча ему что-то на ухо, поглаживая по выгоревшим на солнце выбеленным волосам; Тургон тоже еле слышным шёпотом отвечал ему, но Майтимо всё понимал; постепенно дрожь утихла, и Майтимо почувствовал тепло от тела Тургона. За окном темнело; они говорили ещё долго, почти беззвучно и никому и никогда потом не рассказывали об этом разговоре.
Было уже совсем темно, когда в дверь хижины кто-то поскрёбся, и они услышали голос Пенлода:
— Туринкэ? Ты тут? Я уже волнуюсь…
— Ну что, пусть зайдёт? — шепнул Тургон.
Пенлод зашёл, держа в руках фонарик; увидев Маэдроса, он покраснел, смутился и даже попытался отступить за дверь.
— Я на тебя не в обиде, Пенлод, — Маэдрос встал и протянул ему руку, — ты же не мог рассказать мне правду. Но я по твоим глазам понял, что Турьо как минимум жив, — ты не мог бы быть так счастлив, если бы он действительно погиб.
— Да, — Пенлод кивнул, - да.
— Нельо, ты не против, если я расскажу Пенлоду то, что мы знаем? — спросил Тургон. — Может быть, у него тоже есть какие-то соображения. Ведь именно он заметил, что камни хранятся в другой шкатулке.
— Вы всё про это? — Пенлод пожал плечами. — Про Сильмариллы? Ну зачем?..
Тургон жестом остановил его и пересказал всё, что услышал от Маэдроса.
Пенлод прикусил губу.
— Не думал, что всё так плохо, — сказал он. — Вот что я тебе скажу, Майтимо. Твой отец не мог этого сделать потому, что я был в его отряде, когда он поехал в Валимар; я не жил, как ты помнишь, в Форменосе, но я заехал за ним: плащ был на нём всю дорогу, и потом вплоть до того, как прибыли вы с братьями, я всё время видел и его и плащ — или у него на руке, или у кого-нибудь из его спутников.
— Значит, и он, и Атаринкэ не причём, — с облегчением вздохнул Майтимо, покосившись на Тургона.
— Это ещё почему? — сказал Пенлод. — Куруфина это совсем не исключает.
— Но ты же сам сказал, что у Куруфина не могло быть плаща, — удивился Маэдрос.
— У Куруфина могло быть сколько угодно таких плащей, — пожал плечами Пенлод, насмешливо улыбаясь Маэдросу и Тургону. Оба внука Финвэ с удивлением воззрились на него. — Вы что, хотите сказать, что не знали его жену?
— Пенлод, да я до последнего времени даже не знал, что Куруфин был женат и что у него есть сын, — сказал Маэдрос.
— Тогда, Нельо, я тебе скажу, что жена Куруфина была из тэлери и, пока она не связала свою жизнь с твоим братом, была личной камеристкой Эарвен.
— Ох, — Маэдрос дёрнул себя за волосы, как он это делал всегда, когда был настолько растерян, что не знал, что сказать. — Да… конечно, теперь я понимаю, почему он не мог рассказать о ней отцу. Никак. Конечно, отец ненавидел Финарфина не так, как твоего отца… прости, Турьо — но такого он не вынес бы.
— Вот именно, — сказал Пенлод. — Я думаю, она помогала Галадриэль ткать этот самый плащ — Артанис ведь не такая уж великая рукодельница — а может быть, вообще на самом деле соткала его она одна. И конечно же, взять плащ Финарфина или Галадриэль для неё не составляло никакого труда — даже при том, что в тот момент она уже не служила в доме Финарфина. Как же её звали… Луэн… Луин..
— Луиннетти, — сказал Тургон. — Я её помню, но, конечно, не знал ничего про неё и Куруфина.
— Атаринкэ уже нет в живых, — вздохнул Маэдрос. — Даже если он был виноват…
— Нельо, — Тургон взял его левую руку в свои, — конечно, это так. Но мы не знаем, что случилось с его женой; мы не знаем, сыграл ли в этом какую-то роль Келебримбор. Они вполне могли сделать это втроём. Конечно, и кто-то, кого уже нет в живых, мог быть убийцей: может быть, он погиб ещё при переходе через Хелькараксэ или пал в Битве-под-Звёздами вместе с Феанором. Он наобещал ему или ей с три короба, а мы знаем, что обещаний он не выполняет — вспомни, что случилось с Унголиантой. Но, Нельо, я уже не первый день прекрасно понимаю, что Финвэ был убит не им; более того, — он оглянулся и понизил голос, — ты уже понял, что именно я, как мог, наводил Саурона на мысль начать это расследование.
— Но… зачем? — спросил Майтимо устало.
— Я уже кое-что из этого сказал Саурону, — ответил Тургон, — теперь скажу тебе. На самом деле сейчас не имеет никакого значения, кто именно убил Финвэ. Меня сейчас интересует не убийство Финвэ, не кто именно разбил об его голову ларец, а совсем другое. Меня сейчас очень многое интересует. Вот например: допустим, Мелькор окутал себя и Унголианту тьмой, тайно прокрался к Деревьям, тайно попал в Форменос и так далее. Но неужели за всё это время никто из Валар так и не понял, что на самом деле произошло? Мы теперь знаем, что когда Финвэ убили, Мелькор был не в Форменосе, а рядом с ним. А того, что происходило в Форменосе, — ну хотя бы как Морьо ударила дедушку ножом, это же из ряда вон выходящий поступок для нашей жизни в Амане — с вершины Таникветиля не было видно? Совсем? Почему — уж прости меня, Майтимо — когда твой отец вёл себя так высокомерно и оскорбительно, Валар его прямо-таки держали за руки, униженно умоляя остаться в Амане, а моего отца, который никому не сделал ничего плохого, который на тот момент был королём нолдор, не удерживал никто? И теперь, если вдуматься, вся эта история с неудачным плаванием Воронвэ в Аман мне тоже кажется очень странной. А ты знаешь историю с кораблём из Амана, который пришёл в Фалас сто лет назад? Нет? По моей просьбе нашли свидетелей этого происшествия: все говорят, что на корабле была женщина, которая бросилась в море и покончила с собой при виде берегов Средиземья. А Кирдан Корабел сказал, что произошёл несчастный случай.
— Кирдан вообще какой-то странный, на мой взгляд, — сказал Пенлод.
— Про Кирдана, кстати, Эол сказал мне такую странную вещь, Пенлод, что я до сих пор не верю, — ответил Тургон. — Хорошо, конечно, если…
— Но почему Эол… то есть они оба… — перебил его Майтимо. Пенлод бросил на него панический взгляд, и Майтимо убедился, что его подозрения оказались верны.
— Это мои дети, — сказал Тургон. — Мои и Маэглина. Думаю, ты прекрасно понимаешь, как это могло случиться. Ты ещё о чём-то хочешь меня спросить?
Они посмотрели друг другу в глаза, и оба — и Тургон, и Маэдрос — в один голос сказали:
— Прости меня…
— Турьо, я в любую минуту готов сделать для тебя что угодно, только попроси, — сказал Майтимо. — Ты же знаешь. Ну давай… давай я всё-таки убью Маэглина — хотя бы.