— Нельяфинвэ… — сказал Пенлод. — Прости… Мы были неправы, так плохо думая о тебе и о Фингоне. Ведь это он чаще всего приезжал за письмами?
— Да, — мрачно ответил Маэдрос, про себя несколько удивившись, кто это — «мы», которые плохо думали о Фингоне.
— Это последнее письмо он передать не смог, поскольку тогда все узнали бы, что он был в Форменосе в тот последний день. Но он, видимо, всё-таки видел смерть Финвэ, хотя и ничем не смог помочь, и потом забрал с собой письмо и замок. Взял крышку от уже разбитого ларца.
— Я не понимаю, зачем ему было забирать замок? — спросил Натрон.
— Я тоже не понимаю, — сказал Маэдрос. — По-моему…
— Не понимаешь, да? — зло перебил его Амрод. — Не понимаешь? А ты что-нибудь вообще знаешь о замке?
— Я… — Маэдрос задумался. — Ах да, ведь это же ты и Тэльво делали ту серебряную накладку, и вроде бы внутреннюю часть ларца? А ключ…
— Майтимо, — сказал Амрод. Майтимо никогда не видел его таким злым. — Майтимо. Видимо, я тебе должен объяснить, зачем Финдекано взял замок? Я объясню: на случай, если бы всё-таки выяснилось, что в тот день он был в Форменосе. Он сделал это, чтобы доказать, что замок не был взломан, что его открыли ключом. Ключей было два: у отца и у тебя. Он счёл, что если возьмёт замок и предъявит его Феанору или кому-то ещё, то станет совершенно очевидным, что он, Финдекано, не мог похитить Сильмариллы и убить Финвэ потому, что замок был открыт ключом, а у него ключа быть не могло. Но, Майтимо, то, что ему удалось легко отделить переднюю панель, уже само по себе доказывает, что ларец открыли ключом, а не взломали.
— Почему?! — спросил Майтимо.
— Потому что, ещё раз тебе скажу, мы вдвоём делали весь механизм, запиравший ларец. Тебя вообще не удивило, что ларец разбился вдребезги, нет? Особенно учитывая, что на дедушке не было шлема. Этот ларец мог разбиться только в открытом виде.
— Почему ты так в этом уверен? — спросил Саурон.
— Видишь ли, — ответил Амрод, — я не случайно сказал сейчас не «замок», а «механизм, запиравший ларец». Это было нечто большее, чем замок. Повороты ключа (а для открывания требовалось несколько поворотов ключа) запускали механизм из множества гибких штырей и пружин, которые проходили через все стенки ларца. Фактически при запирании ларца каждая его стенка защёлкивалась, соединялась с другой дополнительным внутренним замком, и он был закрыт не на один замок, а на восемь.
Саурон изумлённо покачал головой.
— То есть если разобрать ларец полностью, сняв деревянные боковины и накладку замка, — уточнил он, — это было бы похоже на что-то вроде металлической клетки, в которой концы прутьев сцеплялись друг с другом при поворотах ключа?
— Ну, не совсем, но похоже, — согласился Амрод, — в общих чертах — так. Как я себе это представляю, если пытаться разбить ларец в закрытом виде, то уничтожить его можно было бы, только полностью сплющив, и — или — разбив на мелкие куски: я не уверен, что Сильмариллы уцелели бы при этом. А вот в открытом виде, когда все внутренние запоры были разомкнуты и он представлял собой просто ларец, он действительно мог бы разбиться просто от очень сильного удара. Я понимаю, что это выглядит не очень практично, но ведь отец волновался о том, чтобы он был именно заперт и как можно прочнее: ведь пользоваться им в открытом виде мог только он сам, а всё остальное время ларец находился в железной камере сокровищницы.
— Амрод, — спросил с любопытством Саурон, — а если предположить, что, например, Феанор надел Сильмариллы и оставил ларец открытым, то мог бы кто-то в его отсутствие, не имея ключа, проделать с ним какие-то манипуляции, которые позволили бы разбить ларец после того, как Феанор запер бы его? Допустим, у вора был сообщник, который облегчил ему задачу. Например, мог бы сообщник залезть в замок и нейтрализовать одну или несколько частей механизма так, что при повороте ключа они — незаметно для Феанора — не сомкнулись бы? Ведь в таком случае ларец оказался бы более уязвимым и всё-таки мог бы разбиться даже если бы его не открывали?
Амрод некоторое время молчал, затем сказал, не поднимая глаз:
— Если вы все можете считать меня и Тэльво сообщниками Мелькора — то да, — мрачно ответил младший сын Феанора. — Механизм ларца — наше творение. Даже отец не полностью представлял себе устройство замка. Испортить механизм снаружи, не через замок, можно было только уничтожив ларец с помощью инструментов — сняв оковку и разъяв все слои стенок. Это было почти невозможно; я думаю, и Куруфин, который в основном и собирал стенки, не взялся бы их разобрать. Я уверен, Гортаур, что даже если бы ты взялся за такую работу, ставя себе при этом задачу не повредить содержимое ларца, то это заняло бы у тебя не меньше недели — при том, что ты можешь не спать и не есть. Да и отец бы это, мягко говоря, заметил, а он ведь лично запер и ларец, и сокровищницу перед отъездом в Валимар. Попытка нарушить работу механизма через замок, даже открытый, должна была привести к его поломке, при которой ключ перестал бы вращаться так, как обычно, и отец тоже не мог этого не заметить.
— Получается, что если мы верим Унголианте, то когда Финвэ ударили ларцом по голове, ларец был открыт, и, скорее всего, в нём уже не было камней, — сказал Пенлод.
Майтимо прикусил губу и провёл рукой по рыжим волосам.
— Ладно, — сказал он наконец, — но тогда… тогда Мелькор знал, что ларец будет открыт… как минимум… или же, когда он был там в первый раз, наш дед уже был убит, ларец уже был открыт, а убийца отдал ему Сильмариллы, и потом он и Унголианта вернулись в Форменос уже за остальными драгоценностями?..
— Второй вариант кажется мне более вероятным, — сказал Пенлод, — хотя вряд ли мы это можем узнать.
Маэдрос покрутил ключ.
— Я, конечно, не знал всех подробностей про замок, но я бы всё это время недоумевал, как же именно открыли ларец, если бы не был так уверен, что камни оказались у Мелькора вместе с ларцом, и у него или у тебя, — он обратился к Саурону, — было достаточно времени, чтобы его аккуратно открыть. Тем более, что обломков ларца тогда я не видел, — сказал он. — Хотя было так темно…
— Правильно, — сказал Амрод, — потому что я заметил остальные обломки, без замка, в кустах рядом с домом, когда мы уже уезжали, и мы с братом, — он сказал «братом», как будто бы Майтимо его братом не был, — собрали их и потом я бросил их в море. Что ты на меня так смотришь? Я же сказал, что замок — наша работа. Даже думать не хотелось, что сделал бы с нами отец, если бы узнал, что ларец разбился или что, например, у Мелькора оказался ключ.
— Почему же с вами, Питьо? — сказал Пенлод. — Один ключ был у Феанора, а другой у Майтимо. Очевидно же, что вы-то оба не имели никакого отношения к тому, что замок открыли.
— Пенлод, ты о чём? О моём ключе? — Маэдрос дёрнул искалеченной рукой, точно пытаясь сжать её в кулак. — Ты о моём ключе? Это я сейчас ношу ключ на себе. А тогда он просто висел у меня в комнате на гвоздике, а моя комната не запиралась… ну, не всегда запиралась. Его кто угодно мог взять. Нужно было просто подняться на третий этаж. В тот день он тоже висел у меня в комнате. Он до сих пор там висит. У меня сейчас ключ отца! Понимаешь?
— Вот Мелькора-то тогда забрали в Валинор, — покачал головой Саурон. — А меня нет. Мелькор у нас такой философ и знаток душ эльфийских и человеческих — отравлять сердца, разносить сплетни и склонять к противоестественным сношениям — это да, это он может. Учитывая, что вы, квенди, бессмертны, Манвэ, наверное, думал, что очень забавно посмотреть, что будет, если вам по триста лет зудеть в уши что-нибудь вроде «трахни брата, убей дедушку» или «убей брата, трахни дедушку». А я существо прямолинейное, и очень легко предсказать, что получится, если я окажусь в благословенном краю, где в открытых комнатах на гвоздиках висят ключи от ларцов. Вот меня в Валинор и не пустили.