Переписка Василия Аксенова с Евгенией Гинзбург
Евгения Гинзбург – Василию Аксенову
Магадан. Сентябрь 1949 г.[74]
Васенька!
Принеси мне серое ватное одеяло, две кофточки (отдай сначала в стирку, они в грязном белье), две простыни, две смены белья <…>, маленькую подушку и наволочку к ней и зеленую вязаную кофту. Еще пара 2 простых чулок. Умоляю – учись хорошо, будь деловитым и умным.
Крепко целую.
Мама
Евгения Гинзбург – Василию Аксенову
Магадан. 11 мая 1957 г.
Дорогой Васенька!
Получила твое письмо за двойной подписью.
Очень благодарю за внимание, хотя, говоря между нами, прекрасно понимаю, сколько красноречия потратила тетя Наташа[75], пока оное письмо появилось на свет. Досадно, что фотографии вы мне так и не присылаете. А ведь еще неизвестно, увидимся ли мы в июне – июле. Мы сейчас думаем сначала поехать во Львов, к Юле[76], посмотреть там обстановку, а уже после окончания фестиваля – в Москву и Л-град. В такую толчею соваться не хотим, да и Львов надо посмотреть. Юля так соблазнительно его описывает что, м.б., и есть смысл поселиться там. Ведь под Л-дом дачи страшно дороги, да и с пропиской такая морока.
Моя первомайская телеграмма, посланная тебе в Вознесенье, вернулась обратно с пометкой: «Телеграмма №… Вознесенье, врачу Алексееву (!) не доставлена, адресат не найден». И хотя мне было ясно, что трудновато найти Аксенова под именем Алексеева, но остался от этого какой-то неприятный осадок.
В связи с получением при будущем отъезде путевки на курорт (хочу на сентябрь попасть в Кисловодск) я впервые за все годы Колымской жизни была вынуждена пройти все медицинские круги Дантова ада. (Ты читал в «Лит. газ» фельетон «Бабуся выжила»?) И вот в моих руках курортная карта, из которой я узнаю, что у меня, во-первых, гипертония (150/95), чего я никогда не подозревала, затем сердце слишком расширено влево, пульсация учащенная и т. д. Диагноз – миокардио-дистрофия, неврастения на фоне переутомления. Действительно, у меня нынче такие жуткие отеки на ногах, такая отдышка и боли в области сердца, каких еще никогда не было.
Ну ладно, это тема стариковская и скучная.
<…>
Почему ты ни слова не пишешь о своей лечащей и административной деятельности? Неужели ты по-прежнему не интересуешься ею? Есть ли там, в Вознесенье, хорошие книги? Следишь ли за толстыми журналами? Я читаю в «Н. мире» эмигрантские мемуары Любимова[77]. Интересно. Кончила Фейхтвангера «Братья Лаутензак»! Очень нравится. Как глубоко и страшно! Ни один из богов современной поэзии – ни Мартынов, ни Слуцкий – за сердце меня не берет. А тебя?
Если ты ответишь сразу, то письмо еще застанет меня в М.
Целую тебя и Киру.
Мама.
Евгения Гинзбург – Василию Аксенову
Львов. 28 января 1958 г.
Дорогие Кирочка и Васенька!
Слава Богу, что все обошлось благополучно. Я всю дорогу не могла заснуть, мне все казалось, что Кира серьезно пострадала, т. к. я видела в окно ее распустившиеся волосы и страшно испуганное, страдальческое лицо.
Как это могло случиться, что мы так заболтались и не слышали предупреждения! Соседи говорили потом, что было двукратное предупреждение всем провожающим выйти из вагона. Ну, слава Богу, все обошлось.
Рада, что сессия, наконец, закончена и надеюсь, что вы сейчас хорошо отдыхаете. Посылаю просимые рецепты. Тот, что по-русски, – в гомеопатическую аптеку, тот, что по-латыни, – в обычную.
Вася, ты спрашиваешь, почему я не пишу. Потому что у нас страшные квартирные неприятности, такие серьезные и так на меня действующие, что я просто боюсь, как бы у меня инфаркт не получился, до того нервничаю и такие у меня боли бывают в сердце. И за Антона боюсь в том же смысле. Кратко говоря, мы стали жертвой обычного в этом проклятом воровском городе обмана. Я рассказывала, что мы сняли комнату у слепой и заплатили ей за год вперед, что составило из расчета 300 р. в м-ц солидную сумму в четыре с половиной тыс. Кроме того, мы сделали на свой счет ремонт, да еще и оплачиваем все: и квартплату, и газ, и свет – не только за себя, но и за нее.
Все это мы делали, поддавшись ее обещанию уехать к мужу в Киев, где у них строится собственный дом. Они оказались негодяями, и, так как мы не взяли у них никаких расписок, то они утверждают теперь, что ничего, кроме жактовской квартплаты, от нас не получали. Потихоньку прописали сына, и теперь добиваются нашего выселения. Добиваются и через официальные каналы, и путем так называемого «выживания», вплоть до того, что закрыли свою проходную комнату, и нам приходится за водой и в уборную спускаться с 4-го этажа вниз и потом опять подыматься с ведром на четвертый этаж. Можете себе представить самочувствие. Дни проходят в бесконечном хождении по канцеляриям, причем очень трудно доказать ее подлость. То, что она слепая, вызывает сочувствие, никто не верит, что слепая может заниматься такими махинациями. Но она столько же подла, сколько слепа. Кроме того, ею пользуются как орудием ее сын – только что прибывший из лагеря уголовник – и муж, по-видимому, тоже большой жулик.
74
Записка из магаданской тюрьмы, куда Е. Гинзбург была помещена после внезапного ареста в сентябре 1949 года. См.: вступительную заметку, а также в разделе «Анфан террибль и его родители» письмо Е. Гинзбург от 28.02.55.