— То есть? Ларик? Он умрет? — Мелин не сразу осмелился сказать это ужасное слово.
— Да, ваша милость. Очень жаль, но Ларик уже умирает. Как бы он ни был крепок, а яд делает свое дело. Вы сами видели… Кто-то очень постарался, выбирая для вас отраву. Мне думается: и малая царапина от этого ножика смертельна.
Мелин бросил ненавидящий взгляд на Тита.
— Я убью его! Дай мне стилет! Пусть умрет от своего же яда!
Коприй покачал головой и осторожно сунул отравленное оружие за свой пояс, а молодому лорду сказал:
— Сперва — допросите его. Вполне возможно, без лишних глаз и ушей Тит многое вам расскажет… Ну, а я пойду — не хочу, чтоб Ларик мучился, — и взошел на первую ступень.
— Постой! — Мелина даже дернуло от жуткой догадки, и он опять схватил Коприя за руку, крепко-крепко, словно клещи сомкнул. — Но ты ведь не…
— Нет, ваша милость, только если вы того пожелаете, или он сам попросит, — тускло ответил оруженосец. — Я просто дам ему средство, которое сделает боль глуше. Но я знаю травы, от которых, заснув, не просыпаются. Быстро и совершенно не больно. Что скажете?
— Нет-нет, нет-нет, — пробормотал Мелин, закрывая лицо руками — опять просились слезы, опять рвалось рыдание. — Может, все обойдется? — и покачал головой, сам не веря своим словам.
Коприй открыл рот, чтоб очередной раз просить кронпринца держать себя в руках, но это не понадобилось. Юноша справился: пару раз вздохнул глубоко, прерывисто, убрал ладони от лица и сказал, глухо, твердо, не позволяя голосу дрожать:
— Я знаю, я помню, я выдержу. Это я тоже выдержу…
Глава девятая
Для кого ночью все тихо и спокойно? Наверное, для того, кто мало жил на белом свете. Наверное, для детей, для безмятежных ясноглазых малышей, чье бытие заключено в крохотном хрустальном мире из трех звезд 'мама-папа-я', ночь — пора светлых и безмятежных снов, отдыха от проказ и открытий, наполняющих радужные дни.
Для тех же, кто пожил, и не просто тратил дневные часы на однообразие и привычность, а царапался с судьбой, выбивал себе немного больше того, чего она решила дать, ночь бывает разной. Счастливцам, которые достигают цели после многих усилий, она дарит покой и отдых — почти как в детстве. Но для многих заход солнца открывает шлюзы потоку разъедающих сознание мыслей, которые готовы мучить человека все то время, что отведено целебному сну. Но сон выбит из своих бастионов, он уступил место многочисленным отрядам вопросов, на которые часто нет ответов…
Солнце, скользнув по зимнему небосклону, рано опрокинулось за горизонт — как ему и положено в феврале. Вместе с мрачными восточными тучами и волнами мороза приплыла ночь. Она обещала жителям Двуглавой Крепости тяжелую бессонницу.
В одной из комнат старого замка лежал в горячке и скрежетал зубами от боли, ломающей тело, полностью ослепший молодой человек. Еще утром он сиял здоровьем, мечтал о невесте и радовался новому дню, но закатившееся солнце, казалось, и его решило забрать на дальний запад. Туда — по старинному поверью — за дневной звездой упархивали из мира живых души умерших.
В просторном кабинете Двуглавой Крепости не по годам суровый и нахмуренный юноша со статью лорда высшей крови задавал вопросы своему бывшему приятелю — рыжему парню лет семнадцати, невысокому, нескладному.
— Кто приказал тебе меня убить? — голос Мелина был голосом смертельно уставшего человека: его, похоже, и ответ не волновал — он спрашивал лишь за тем, чтоб подтвердить собственные подозрения.
Тит молчал: сидел в кресле, низко опустив голову, поджав под себя ноги и обхватив руками плечи. Скрючился, будто в кокон завернулся, и походил на побитую собаку.
— Говори. Как видишь, кроме меня и тебя здесь никого нет, — вздохнул Мелин.
— Что толку с того, что ты узнаешь? — вдруг спросил Тит, поднимая на кронпринца раскосые, мерцающие потерянностью глаза.
— Да я и так знаю, кто это, — махнул рукой Мелин и потянул к себе графин из зеленого стекла с тягучей березовой настойкой, наполнил две рюмки с небрежным всплеском; одну из них толкнул Титу, вторую осушил сам, и ни одного мускула не дрогнуло на его белом лице — словно воды простой хлебнул. — Мне просто надо… надо знать, что я прав.
Тит немного помедлил с ответом, потом взял свою рюмку, выпил, тонко ахнул — настойка оказалось немилосердно крепкой — и кивнул в первый раз:
— Согласен.
— Королева, — назвал Мелин первого подозреваемого и опрокинул в себя еще рюмку.
— Она, — кивнул Тит во второй раз и выпил во второй раз.
Кронпринц горько скривил губы: