— Пек, — нежно шепнула ему самая милая девушка из всех милых кареглазых девушек, — мне очень плохо без тебя, Пек. Я люблю тебя, Пек. Уже давно-давно…
Он ничего не ответил: слова уже не были нужны. Наверное, они бы даже все испортили: целомудрие чувств и прозрачность ощущений. Юноша поднял руки, чтоб обнять давно желанную, прижать к себе, снял детскую косынку с ее головы и запустил пальцы в теплые мягкие волосы, прижался губами к бархатной щеке, потом — к губам, и они раскрылись, чтобы ответить на поцелуй. 'Счастье, счастье, счастье', - расцвели мысли. Вот девичья шея под его пальцами, тонкая, хрупкая. Очень осторожно надо погладить: впадинку на затылке, полную теплых, шелковых завитков, гладкий бугорок чуть ниже — на линии плеч, мягкость бокового изгиба. И целовать, тянуть, пить из юных губ сладкий, головокружительный сок, заставляющий кровь быть горячим, бурлящим потоком. Все дивное, волшебное, приятное, — все для Пека-Рифмача.
На минуту они оторвались друг от друга. Потому им вдруг стало мало воздуха — таким долгим получился первый поцелуй. Тихо и озорно засмеялись, глядя друг другу в глаза, светлые, лучистые, юные глаза. Ткнулись лбом в лоб, не расцепляя объятий.
— Милая, милая, — шептал Мелин, поглаживая плечи и спину прильнувшей к нему девушки, чувствуя, как под ладонью дрожит, выгибается ее тело. — Я от тебя с ума схожу.
Он таял от ответных объятий, как мартовский сугроб от солнечных лучей.
— Я хочу быть с тобой, — промурлыкала Нина, — и ночью тоже…
— Ночью, ночью, — совершенно не вникая в смысл этого слова, Мелин опять приник к ее губам, словно измученный жаждой — к спасительной воде.
— Пек, Пек, — ласково позвала Нина, видя, что юноша забылся, — я приду к тебе сегодня ночью. Я хочу быть с тобой ночью. Ты понимаешь? Ты хочешь этого?
Ему пришлось вернуться в реальность:
— Ты сегодня слишком решительная.
— Кроме тебя у меня не осталось ничего дорогого на этом свете, — ответила Нина, вновь поглаживая юношу по щеке. — И я не хочу, чтоб мы отдалялись друг от друга. Кто знает, что впереди? Никто. И я хочу любить тебя, всей душой и всем телом сегодня, сейчас. Я хотела этого еще в Илидоле. Потом испугалась титула, что обрушился на твои плечи. Но теперь…
— Что теперь?
— Теперь мне все равно, кто ты и кто я, — девушка прижалась лицом к груди Мелина, крепко-крепко охватив его кольцом из рук. — Для меня ты — любимый, драгоценный и больше ничего. И я хочу быть с тобой, и не хочу терять тебя.
Кронпринц, счастливо улыбаясь, вновь поцеловал Нину и пообещал:
— Сегодня, ночью. Я сам к тебе приду.
— Придешь? Придешь? Я буду ждать, — лепетала она.
Со стороны столовой, разгоняя мечтания молодых людей, послышался звон колокольчика — это Коприй сигналил о том, что обед готов и ждет, когда же люди займутся его поеданием.
— Я буду тебя ждать, — сказала Нина, вздрогнув.
— Поймал на слове, — Мелин еще разок прижался губами к ее губам: так не желалось сейчас выпускать из объятий девушку, так хотелось, чтоб не звонил колокольчик к обеду, чтоб за окном уже наступила ночь, и чтоб они были в спальне Нины.
— И еще — обещай, что возьмешь меня в ученицы, — дернула его за шнур ворота девушка.
— Зачем тебе?
— Затем, что я отправлюсь с тобой в поход. И не возражай, молчи, — она прижала палец к его губам. — Так и мне, и тебе будет спокойнее.
Мелин на минуту задумался и кивнул:
— Все, что пожелаете, милая дама. Разве могу я вам противиться?
— Поймала на слове, мой лорд, — она озорно сверкнула глазами.
Звон колокольчика опять потревожил фиолетовый сумрак и сонную тишь замковых коридоров, и кронпринц с сожалением развел руки, освобождая Нину. Девушка легкой бабочкой упорхнула в антрацитовую тень колонн, а Мелин, проводив ее взглядом, сунул ладони под мышки, обхватив самого себя (так, ему казалось, дольше сохранилось бы тепло Нины, согревавшее ему грудь). Пару раз глубоко вздохнул, чтоб восстановить сбившееся дыхание, и быстрым шагом поспешил в столовую. Что бы там ни было, а пустому животу не нравилось, что о нем забыли.
— Ваша милость, поросенок остывает, — укоризненно заметил Коприй, встречая кронпринца.
— Ну и пусть. Зато я согрелся, — весело ответил Мелин и, сев за стол, бодро пропел, востря нож и вилку на поросячий бок. — Румяная свинина — прекрасная картина.
Оруженосец в который раз улыбнулся в бороду и подставил тарелку под ароматный, истекающий жиром, кусок мяса, который Мелин ловко откроил от поросенка. За столом они всегда трапезничали без слуг: передавали друг другу блюда, наполняли вином бокалы, так, как это делают два старых приятеля, не желающие, чтоб их беседе кто-то или что-то мешали.