Случилось так, что один год выдался особенно неудачным, и мэр Маловода, погасив долги перед королем (он посчитал, что это важнее), решил просить лорда Гоша перенести сроки платы за землю. Тот отказался, потребовал немедленного выполнения условий договора, но маловодцы не могли дать ему то, чего не имели. Тогда в одну из ночей Гай Гош и его дружина жестоким темным ураганом налетели на город, разрушили ворота, ворвались на улицы, стали грабить жителей, а потом подожгли крыши домов.
Король Лавр, на защиту которого, пусть и слабо, надеялись маловодцы, проявил себя лишь тем, что пожурил своего вассала и кузена — лорда Гоша — лишив его права явиться на ежегодный прием в честь весеннего равноденствия. Для государственной казны было не особо накладно потерять такой малый источник доходов, каким являлся Маловод. Куда неприятней королю было рассориться с двоюродным братом.
Маловод умер: его крепость и дома были разрушены, уцелевшие жители бросили разоренные хозяйства и рассеялись, чтоб искать лучшей доли. Селиться на пепелище больше никто не захотел. Место, где раньше шумел город, посчитали несчастливым, и только остовы деревянных сторожевых башен да наметки улиц будили воспоминания о том, что когда-то тут, над водами Солии, жили люди.
Илидол не хотел такой судьбы — он мечтал о лучшем: о независимости и расцвете, который она обещала.
Но тот, кто решился изменить свою судьбу, должен всегда помнить о том, что в борьбе за новое всегда следует чем-то жертвовать. Спокойствием, стабильностью или чем посущественней. Это касается и одного человека, и целого города…
Самая главная, самая высокая и самая широкая крепостная башня Илидола называлась Красной. Каменные глыбы, из которых ее сложили более полусотни лет назад, были темно-рыжего цвета, а конусообразная крыша — из коричневой черепицы. Издали, с Ледяного тракта, башня походила на аппетитную коричную палочку.
На ее шпиле, украшенном флюгером-стрелой, развевался самый длинный синий стяг с гербом Илидола.
В башне размещались главный дозорный пост, оружейные залы, конюшни; там же, в верхних этажах жил сам капитан Альвар и другие командиры гарнизона. У подножия башни, одним боком упираясь в крепостную стену, располагались деревянные, крытые соломой, казармы для простых солдат.
Красная башня примыкала к Главным воротам города, и в ней несли службу стражники, среди которых теперь достойное место заняли мастер Пек и мастер Ларик.
Такой важный статус им присвоил сам капитан, после того, как убедился в хороших боевых качествах своих новых солдат.
Посвящение в мастера организовали во дворе у казарм. Меч Альвара коснулся плеча не только Пека и Ларика — еще десять юношей из тридцати двух добровольцев удостоились этой чести. Остальные примирились со званием простых рядовых, но, судя по блеску в глазах, которыми они буквально ели более удачливых и искусных собратьев, задерживаться в этом низком статусе парни не собирались.
После мастера было рукой подать до рыцаря, и Альвар пару раз намекнул парням об этом. Поэтому Пек и Ларик нисколько не жалели, что променяли мордобойное дело папаши Влоба на доспехи и кафтаны воинов Илидола. Рыцарь города — такое звание обещало многое: постоянное жалование, жилье в одном из лучших постоялых домов города, снаряжение и доброго боевого коня, — все это Илидол был готов предоставить своим самым лучшим защитникам. А еще — всеобщее уважение и почитание, благосклонность и любовь девушек. И Пек с Лариком твердо вознамерились дослужиться до всех этих благ.
— Представляешь, братишка, — мечтательно, а потому протяжно, говорил Пек другу, когда они дежурили на дозорной площадке Красной башни, — доспехи с насечками, цепь рыцаря, золотые шпоры — красота, слава…
— Угу, — коротко соглашался Ларик.
Он был занят тем, что отрабатывал хитрую комбинацию с мечом, которую еще утром показал ему и другим новобранцам Пек. Для успешного завершения требовались большие скорость и точность, а этим Ларик пока не мог похвастать. К тому же, его рука не часто держала такое благородное оружие, как меч. Палка, дубинка были привычнее. Потому и старался парень — повторял удар за ударом, поворот за поворотом, стараясь отточить движения.
— Легче, легче, — сделал замечание Пек. — Ты так рукоять сжал, будто это живая рыба, и она сейчас улепетнет. Руку расслабь, пусть клинок ударяет с лету, как хлыст. Дай ему волю.
Юноша отошел от бойницы, в которую просматривал расстилавшиеся за крепостной стеной поле, Коровьи холмы и дальний лес, взял руку Ларика в свою, покрутил ее кисть, словно проверяющий суставы доктор, и недовольно нахмурился: