— А кто еще поедет?
— Никто. Ты и я! Ты — к Злате, а я хочу навестить старика Германа. Посмотреть, как его устроили в городе, всем ли он доволен…
— А Нина?
— Что 'Нина'? — при воспоминании о девушке Мелин слегка изменился в лице.
— Разве Нину ты не повидаешь?
— Разве она захочет меня еще раз увидеть?
Теперь Ларик изменил выражение лица: нахмурился и недовольно поцокал языком:
— Вопросом — на вопрос — тоже мне ответ. Некрасиво… Нина такая милая девушка, а ты так быстро забыл все ее добрые дела. Разве мало она помогла тебе и мне? Разве не стоит хотя бы гостинец какой-нибудь ей привезти? Что за бес меж вами пробежал?
Мелин пожал плечами, отошел к узкому окну, чтоб рассеянно наблюдать, как сыплются с небес на красные крыши соседних конюшен крупные снежные хлопья.
— Знаешь, брат, с некоторых пор я не мил Нине…
— И когда это? — в очередной раз удивился Ларик. — Пока мы жили на Звонкой улице, она тебя глазами провожала, как пряник заветный. И в гарнизон не зря частила, с корзинками…
— Правда?! — вспыхнул Мелин, прижав ладонь к расписной ставне. — А я ничего не замечал… Точнее, думал: глупости все, детская симпатия, не больше…
— А теперь?
— Сам словно зажегся. Тогда, когда она меня в доме мэра встретила, на шею кинулась, с лордом Гошем воевать за меня была готова… А минуту спустя она таким холодом меня обдала, как узнала, что я лорд, да еще королевской крови… Теперь же — не поверишь — я почти все время о ней думаю… особенно тогда, когда слышу, как где-нибудь девчонки хохочут… мне хочется, чтоб это она рядом была и мне улыбалась…
— Влип ты, братишка, — улыбнулся Ларик, подходя к приятелю и кладя руку ему на плечо. — По уши влип в сладкое. Мой тебе совет: если ты твердо надумал в Илидол рвануть, так первым делом Нину проведай. И все ей расскажи. Тебе это смело можно делать, ты ж кронпринц, вашмилость и вашсиятельство в одном лице.
Мелин вздохнул:
— Я ведь не для забавы или по прихоти — я о серьезном думаю. Я бы ей замужество предложил.
— О! — Ларик опять изумился. — Неужели ты и к такому созрел?!
— Что ж тут удивительного? У меня очень большое хозяйство появилось — целая земля Данн. И мне нужна хозяйка, — усмехнулся Мелин.
— А твой отец? Король? Что он скажет?
— Зачем ты сейчас про него говоришь? — похолодевшим голосом спросил кронпринц.
— Сам подумай: ты — наследник лагаронского престола, а Нина — горничная в доходном доме…
— Хочешь сказать: мой отец запретит мне жениться на Нине?! — юноша вспыхнул и сжал кулаки. — Да плевать мне на его запреты!
Ларик поспешил угомонить друга:
— Тише-тише, еще ж ничего неизвестно. И не думаю, что его величество будет ставить тебе палки в колеса. Но вдруг Нина сама тебе откажет? — тут он хитро улыбнулся. — Ты не думай, что если лордом заделался, так тебе всюду ворота открыты. Девчонки — они, знаешь, какие бывают…
— Что ж, ты прав, — кивнул Мелин. — Тогда — едем. Иди, прикажи готовить лошадей. Но никому не говори, куда мы едем. Говори: на прогулку. И смотри, чтоб никто за нами не увязался. Не хочу я, чтоб Илидол встречал меня, как важную птицу. Хочу тайно туда приехать.
— Все понял, вашмилость. В город едем, как простые бродяги, — весело отрапортовал Ларик и побежал выполнять приказы…
Глава девятая
Серая туча, похожая на огромного зайца, лениво растянулась над западными полями, обещая скорую порчу погоде, а страж Воробьиных ворот Илидола деловито покашлял и спросил двух всадников, кутавшихся в заиндевелые плащи:
— За каким делом вы прибыли в наш вольный город?
— Проездом мы, — отвечал один из путников, спуская под подбородок шарф, укрывавший лицо от декабрьского ветра. — Отдохнем, отогреемся в городе вашем, звонкую монету в его трактирах оставим и поедем себе дальше.
— Что ж, пошлину уплачивайте и проезжайте, — и стражник пару раз притопнул ногами и похлопал себя по бокам — мороз не разрешал стоять неподвижно.
Второй приезжий, так и не открыв лица, наклонился к солдату и положил ему в ладонь, упрятанную в овчинную варежку, золотую монету:
— Хватит ли?
— Вполне достаточно, — увидав, как весело поблескивает в лучах зимнего солнца благородный металл, стражник благодушно улыбнулся в пшеничные усы. — Добро пожаловать в вольный город Илидол, ваша милость! — и махнул рукой товарищам. — Пропустите господ рыцарей!
Через пару минут лошади приезжих загрохотали подковами по брусчатке Воробьиной улицы, что вела от одноименных ворот в Медные кварталы и дальше — к Липовому мосту.
— Что тебе сказать, братишка, — заговорил Мелин, обернувшись к Ларику, который не мог ехать рядом с другом из-за узости улицы и держался на своем рыжем коне за спиною молодого лорда. — Жизнь в Илидоле наладилась. Все тихо и спокойно.
— Сам король объявил, что город вольный, — пожал плечами Ларик. — Иначе и быть не могло.
— Что ж, разъедемся, — кивнул Мелин, снимая варежки и запихивая их за пояс (в самом городе оказалось теплее, чем за его стенами, в поле). — Ты — к Злате, я — к Нине, а потом и к мастеру Герману заверну…
— Гостинец для барышни не забудь, — подмигнул ему Ларик. — Всему-то тебя учить надо… Встретимся вечером в 'Хмельке'. Не забыл еще, где это? — и, махнув рукой, свернул в боковой проулок, чтоб держать путь к мясной лавке отца своей невесты.
Кронпринц, улыбнувшись, двинул коня дальше — к Липовому мосту. Про подарок он не забыл, и не думал забывать. За мостом начинались кварталы побогаче, и именно там было место, куда стремился юноша — Золотой тупик. В нем обреталась самая известная в Илидоле ювелирная лавка — магазин мастера Филиаса. Только там городские богачи и знать прикупали себе украшения и посуду из драгоценных металлов. У мастера Филиаса было много подмастерьев. Одни работали мелкие изделия (броши, серьги, кольца, шпильки с драгоценными камнями в мудреные прически знатных дам), другие — вещи покрупней (наборные пояса, пряжки, подвески, оплечья), третьи чеканили серебряные и золотые тарелки, кубки, мастерили шкатулки и сундучки. Так что ювелирную лавку Филиаса с полным правом называли еще и ювелирным домом: он (один из немногих в Илидоле) был каменным и имел два этажа. В первом, поделенном на несколько небольших проходных залов, велась торговля — заправлял тут всем сам Филиас и его сын. В задних комнатах располагались мастерские, и оттуда доносилось постоянное мелодичное постукивание молоточков — работали чеканщики. А второй этаж дома Филиаса был жилым.
Мелин знал все это, но не потому что, живя в Илидоле, хаживал в лавку ювелира. Называясь Пеком-Рифмачом, не было у него причин наведываться в столь блестящий дом. Просто сидели как-то раз он и Ларик в одном трактире, весело тратили заработанные у папаши Влоба деньги на пиво и колбасы и слушали байки старого, лысого, одноглазого вора. Он-то и рассказал, что пыталась однажды его банда обчистить лавку Филиаса:
— Все-то мы про его дом узнали, все продумали: где какие входы, выходы, коридоры, лестницы. Ключики к обеим дверям подобрали — на это мой братец родной мастер был, мир его праху воровскому… План-то хороший был, продуманный, да охрана у ювелира лучше оказалась — отборные костоломы, из бывших кулачников или даже из воинов, ей-ей. Двоих своих приятелей да братца я тогда потерял. Их филиасова охрана такими тумаками наградила, что прямо оттуда отправились мои молодцы в лучший мир… а сам я попался: меня скрутили и страже городской сдали, как куль с отрубями. Ох, били меня они, ох били… но, по всему видно, мои кости да требух крепкими оказались: все побои я вытерпел, только вот глаза лишился (вышибли мне его) да пальцы на левой руке совсем не слушаются, перебили в них какие-то костяшки важные… Отсидел я потом еще три года в крепостной тюряге-то; в самую сырость, в самый холод сунули. Это уже сам Филиас (я слыхал) постарался: похлопотал за меня перед властями. Сидел бы может и дольше, да болеть я стал сильно. Капитан Альвар как-то ходил по камерам, смотрел, кто, где сидит, за что, про что, и увидел, что я вид человеческий потерял — на жабу раздутую стал похож. Так что выпустили меня, — и показал вор свои трясущиеся руки, что даже кружку пива ко рту не могли поднести, не расплескав. — С ногами — то же самое. Словно сами по себе живут — дрожат, подгибаются, когда хотят, меня не спросясь. И кашель — вот этот дружок меня добьет раньше остальных, — тут и зашелся глухим, бухающим кашлем, согнул от этого тощее и длинное тело пополам, как колодезный журавль…