КЬЯРИНА. А мы гоним прочь даже близких родственников лишь для того, чтобы впустить в него чужеземку.
ЛОРЕНЦО (вооружившись святым терпением, пытается ласково заставить Кяьрину понять его неоспоримые доводы) Но кто тебе говорит, что ты должна покинуть дом? Кьяри, сестра моя, постарайся понять и соразмерить собственные права с моими потребностями. Я ведь еще ничего не решил насчет брака с немкой. Я испытываю симпатию к этой женщине, и она, льщу себя надеждой, отвечает мне тем же. Но мы еще ничего с ней не решали. Я продолжаю говорить на эту тему для того, чтобы договориться с тобой в принципе. Неужели, по-твоему, я должен распрощаться с любой мыслью о женитьбе, иначе не найду ночью на тумбочке у кровати мозольный пластырь? Но это же нелепо, Кьяри, моя дорогая. Ты ни в чем мне не отказываешь, и мы живем в добром согласии… Но святое небо… я ведь человек из плоти и крови… Мне тоже нужно кое-что, чего не можешь дать мне ты…
КЬЯРИНА (ехидно) Конечно, развратную оргию я тебе не могу предложить.
ЛОРЕНЦО (примирительно). Послушай меня, между мною и немкой, а она, признаюсь тебе, прекрасная женщина, честная, умная, словом, мы понимаем друг друга… Короче между нами вполне могло бы возникнуть что-то серьезное, хорошее… И в таком случае разве мог бы я сказать тебе: «Кьяри, раз я собираюсь жениться, вот дверь, выматывайся»? Разумеется, кем ты была в нашем доме, тем и осталась бы.
КЬЯРИНА (бросив взгляд на Матильду, которая вторит этому намерению понимающим взглядом и улыбкой). Вы поняли, донна Мати? (внезапно взрываясь гневом) А я сожгу этот дом. Оболью бензином из канистры и уничтожу все. (И разражается рыданиями).
ЛОРЕНЦО. Ну, что, поняли что-нибудь? Да она сумасшедшая, поверьте мне. Донна Мати, она просто сошла с ума.
МАТИЛЬДА. Подождите, профессор. Синьорина Кьярина права. Ведь она и в самом деле могла бы превратиться в служанку этой немки.
АЛЬФОНСО (человек пятидесяти пяти лет, с острым и хитрым взглядом. Он занимается куплей-продажей предметов искусства. Отличное знание своего дела и ловкость, с которыми он ведет его, обеспечили ему спокойную жизнь и собственную квартиру рядом с Савастано, где он живет со своей женой Матильдой. Войдя, он обращается прямо к ней, несколько смущенно останавливаясь в двух шагах от двери). Ну, же, Матильда. Сколько можно ждать. Сижу с иголкой, воткнутой в рукав. Добрый день, профессор. Синьорина Кьярина, добрый день.
ЛОРЕНЦО (оправдывая Матильду). Извините, дон Альфо, ваша жена была так любезна…
МАТИЛЬДА. Раз я не вернулась дошивать пуговицу, значит, не могла (и принимается за пуговицу).
АЛЬФОНСО. Это я понял. Однако, ожидая тебя, упустил очень важное свидание (Взглянув на часы). Смотри-ка, уже половина одиннадцатого… Иди ищи его теперь…
МАТИЛЬДА. А нельзя ли ему позвонить?
АЛЬФОНСО. Это же посредники, Матильда, они появляются только, когда суп уже готов. И к счастью, ни в чем не разбираются. Нередко оказываются обладателями какого-нибудь бесценного антикварного раритета, даже не ведая, чего он стоит на самом деле.
Сегодня утром мне звонил Длинный Гвоздь — так зовут одного из моих многочисленных добровольных агентов… (Подражая заботливому тону, с которым тот предложил ему сделку рано утром по телефону) Дон Альфо, тут есть одно дельце для вас… Вы же знаете, что мне нравится… Серебряный сервиз, столовый, Людовик XIV, на сорок восемь персон. Если интересует, без четверти десять буду в кафе «Золотая чашка»… (к Матильде) Я потерял из-за тебя выгодное дело… Профессор мог бы возместить мне несостоявшуюся сегодня утром сделку… Обычно я совсем не покупаю картины XIX века. Когда речь идет о живописи, то со мной можно говорить только о XV, XVI и XVII веках (внимательно присматриваясь к одной небольшой картине). Однако вот этот ваш маленький Палицци, должен признаться, весьма и весьма привлекает меня. Профессор, давайте договоримся.
ЛОРЕНЦО. Дон Альфо, сегодня неподходящий для этого день… Припоминаю нескольких Палицци… (Во время разговора с доном Альфонсо ему явно пришла в голову какая-то мысль, и он продолжает уже в другом тоне). А знаете, скорее всего, мы так и сделаем. (Направляется ко входной двери).