— Спасибо, я не забыла.
— А как коты? — поинтересовалась Мэри.
Рома потихоньку смогла переловить и стерилизовать всех котов Вистерия–Хилла, но они были слишком дикими, чтобы жить с людьми. Группа волонтёров следила, чтобы у котов были вода и пища, и приносила всё, что нужно. Эверетт никогда не упоминал о брошенной усадьбе. Должно быть, он знал, что происходит, но не говорил об этом ни слова. И, как ни странно, никто не говорил.
— У котов всё хорошо. Гарри чистит подъездную дорожку, и, кажется, все здоровы.
Мэри скромно улыбнулась.
— А ещё детектив Гордон просил напомнить, чтобы ты надела тёплые брюки.
— Тёплые брюки, парка, шерстяная шапка, шарф, варежки на подкладке и меховые сапоги. И две пары носков, и тёплое бельё с длинными рукавами, — перечислила я, загибая пальцы.
Она одобрительно кивнула.
— Не первое твоё родео.
— И не первая зимняя поездка в Вистерия–Хилл.
Хотя я выросла и не в Миннесоте, но понимала, как нужно одеваться зимой. Видимо, Маркус Гордон думал иначе.
Мэри заговорила серьёзно.
— Кэтлин, ты видела Руби? Я слышала, это она нашла Агату.
— Она была на занятии, — я стряхнула с варежек снег. — В основном, она в порядке. Грустная.
— Несправедливо, — покачала головой Мэри. — Агата так хотела вернуться домой, и вот… — она не закончила фразу.
По моей шее пробежала дрожь, как будто кожи коснулись холодные пальцы. Смерть Агаты оставила меня в растерянности, хотя я её даже не знала.
— И слухи уже поползли, — продолжила Мэри, складывая аккуратной стопкой распечатки заказов на книги.
Порядок она любила не меньше, чем кикбоксинг.
— Что за слухи?
Она сделала гримаску, пригладила седые волосы.
— Больше всего о том, что у Агаты было тайное состояние.
— Сомневаюсь, — сказала я. — Учителю трудно разбогатеть. Перед глазами мелькнула картинка — Эрик, дающий Агате пакет с едой и чашку кофе. — А откуда взялись эти слухи?
— У людей слишком много свободного времени, — едко сказала Мэри. — Бабушка всегда говорила нам в детстве: «Если вам нечего делать, принесите кастрюлю и щётку, и я найду, чем вам заняться.
— Какая практичная женщина, — заметила я.
— Ооочень. Не выносила сплетен, — она широко ухмыльнулась. — Но её больше нет, так что скажи–ка мне, правда ли то, что я слышала о Роме.
— А что ты слышала?
Мэри огляделась и наклонилась ко мне.
— Я слышала, и не от одного человека, что она кое с кем встречается.
— Кое с кем? В смысле, с мужчиной?
— Нет, с медведем гризли, — огрызнулась она. — Конечно, с мужчиной.
— Не-а.
— Уверена?
— Абсолютно.
Кажется, Мэри была разочарована.
Я натянула шапку на уши и снова надела перчатки.
— Ну, если я тут не нужна, то я домой. До завтра.
— Хорошего вечера, — ответила Мэри. Зазвонил телефон, и она взяла трубку.
Я перекинула сумку через плечо и вышла. По парковке шёл Питер Лундгрен с парой библиотечных книг подмышкой. Он всегда как–то подавлял меня, когда мы разговаривали в библиотеке. Этот большой человек, кажется, заполнял собой всё пространство. Но я вспомнила, как бережно он вёл Агату у Эрика, и улыбнулась ему, когда мы оба оказались у подножия лестницы. Он кивнул и хотел пройти мимо меня. Я тронула его за рукав.
— Простите. Питер, не скажете, есть ли уже какие–то планы насчет похорон Агаты Шепард?
Он смахнул с песочных, доходящих до плеч волос снег. Юрист–бунтарь.
— Могу только сказать, что они будут, когда приедет её сын. Дэвид хочет заниматься всем сам.
Я кивнула.
— На следующей неделе в газете должно быть объявление.
— Спасибо.
Он был уже на середине лестницы и неизвестно, слышал ли вообще меня.
Шёл лёгкий снежок, крошечные снежинки блестели в розоватом свете уличных фонарей как маленькие звёздочки. Я направилась на Маунтин–роуд. Улица больше напоминала театральные декорации, идеальный городок с открытки. От такого мне всегда не по себе. Я не могла ничего с этим поделать. С родителями–актёрами я провела много времени в театрах, больших и малых, и понимала толк в иллюзиях и уловках. Я знала, что вещи редко на самом деле такие, какими кажутся.
Других детей родители учили кататься на велосипеде, управляться с деньгами или делить в столбик. Только не меня. От родителей мне досталось умение отличать настоящее от поддельного, замечать истину в море заблуждений. И поэтому мне было так неуютно.
Что бы все ни думали, о чем бы ни умалчивал Маркус Гордон, Агата Шепард умерла не от естественных причин. Произошло что–то скверное. Я была в этом уверена.
8
Когда Маркус подъехал к моему дому, я уже оделась и приготовила термос горячего шоколада. Утро было ясное и холодное, высоко в безоблачном небе висело солнце. Геркулес сидел на скамейке и смотрел в окно. Я взяла стоявший рядом с ним стальной термос и мимоходом почесала коту лоб.
— Ведите себя хорошо. Я скоро.
Он отвернулся к окну. Ему нравилась зима, если нужно только смотреть на неё. На веранде было почти так же холодно, как снаружи, но я знала, что Геркулес сумеет вернуться в дом, если замерзнет.
Заперев дверь, я отправилась к машине. Маркус как раз вылезал из неё. На нём была синяя парка с капюшоном, лыжные штаны и высокие ботинки. Щёки раскраснелись от холода. Ну ладно, Мэгги права. Он милый. Он быстро оглядел мою старую коричневую стёганую куртку и тёплые штаны, и на секунду меня охватило дурацкое детское желание принять модельную позу: руки на бёдрах, ноги расставлены и лёгкая надменность на лице. Но я сдержалась и просто улыбнулась ему.
— Доброе утро.
— Доброе, — улыбнулся он в ответ.
Обойдя вокруг машины, я залезла на пассажирское сиденье. Пристегивая ремень, я окинула взглядом салон. Чисто. Не в том смысле, что на полу не валялись стаканчики из–под кофе, а на заднем сиденье не было мусора. А в смысле «как–черт–возьми–может–быть–так–чисто–посреди–зимы?». На заднем сиденье лежало только старое серое одеяло. Приборная панель сияла — ни пятен, ни пыли, ни следов пальцев. Никакого недопитого кофе в подстаканнике. Защёлкнув ремень, я пристроила термос в ногах. Пол выглядел так, будто машина только из салона. Так, похоже, Маркус Гордон чистюля, по крайней мере, по отношению к своему автомобилю. Сама будучи аккуратисткой, я не сочла это за недостаток. Мэгги я об этом не расскажу — она увидит тут ещё один кармический знак, что мы с Маркусом половинки единого целого.
Он выехал задом со двора и начал взбираться на холм. Ночной снег убрали, и дорогу посыпали песком. Когда мы проезжали дом Орена, я сделала мысленную отметку — обсудить с ним, какие скульптурные произведения его отца я хотела бы выставить в библиотеке к празднованию столетнего юбилея. Правда, я до сих пор не представляла, как доставить массивные металлические скульптуры из мастерской Орена в библиотеку. Но, может, у Гарри Тейлора появятся на этот счёт какие–то идеи.