— Я знаю, — сказал он. — Официантка видела тебя с мистером Тейлором. И Питер Лундгрен.
— Значит, у меня есть алиби.
Маркус улыбнулся и свернул к моему дому. Я проглотила свой гнев и подобрала термос. Он обернулся.
— Спасибо за какао. И за то, что помогла мне сегодня.
— Да не за что, — сказала я, пожалуй, слишком резко. Досадно было, что он мне не доверяет, хотя я знала, что не доверять никому — часть его работы. — Всего хорошего, — добавила я и выскользнула из машины.
На кухне Оуэн лежал на боку в квадрате солнечного света и лениво умывался.
— Привет, меховой шарик, — сказала я, снимая старую куртку. — Я вчера вечером забыла — Ребекка передала тебе подарок.
При звуке этого имени Оуэн вскочил, рысью подбежал поближе и остановил на мне выжидательный взгляд. Я вытащила из кармана другой куртки бумажный пакет, открыла его и извлекла Весёлого цыплёнка Фреда. Если кошачья морда может светиться от радости — с Оуэном произошло именно это. Я сняла с жёлтой игрушки упаковку, нагнулась и протянула Оуэну. И даже не стала говорить обычное «Ребекка тебя балует». Оуэн схватил цыплёнка и исчез за дверью.
Через секунду в гостиную вошёл Геркулес. Он посмотрел вслед Оуэну и перевел вопросительный взгляд на меня.
— Ребекка, — оправдалась я.
Герк зевнул. Кошачья мята его не привлекала.
— Тебе она тоже кое–что прислала, — я протянула бумажный пакет.
Герк поднял голову с большущими зелёными глазами. Я покачала пакетом:
— Хочешь посмотреть?
Конечно да, но, в отличие от Оуэна, Геркулес не любил выдавать нетерпения. Он медленно подошёл, посмотрел на маленький коричневый пакет и принялся оглядывать кухню, будто ему было всё равно. Я подождала, пока он усядется передо мной, и достала банку сардин.
— Мур, — сказал кот. Он знал, что там в банке.
— Как думаешь, может, стоит попробовать, вдруг они испортились, или ещё что?
Я поставила банку на столешницу, нашла миску и открыла крышку. В нос ударил запах рыбы и масла.
— Пахнут как сардины, — я вынула вилкой две рыбки и положила на тарелку.
Геркулес разглядывал свою лапу, делая вид, что ему всё равно. Я поставила перед ним миску, он понюхал рыбку и взглянул на меня.
— Да, кажется, пахнет нормально, — сказала я.
Он лизнул масло. Потом ещё чуть–чуть, а потом прекратил притворяться незаинтересованным и начал есть, вздыхая от удовольствия.
— Вкусно? — поинтересовалась я.
Ответом стало лишь чавканье. Я посчитала, что это «да».
Я убирала остатки сардин, когда зазвонил телефон. Мэгги.
— Поможешь мне сегодня?
— Конечно. Что нужно?
— В основном ещё одна пара рук и глаз.
— Наверное, я смогу уйти часа в три, — я выглянула в окно. Небо синее, солнце светит, рука не болит. Снега пока не ожидается.
— Было бы здорово, — сказала Мэгги. — Руби, скорее всего, тоже придёт, а она в магазине до двух.
Я опустилась на пуфик.
— Как она там?
— Лучше.
— Маркус сказал, что вскрытие было сегодня утром. Я знаю, что Руби это важно, — сказала я.
— И Роме, и многим другим, — добавила Мэгги. — Ты сможешь что–нибудь узнать через Маркуса?
— Вряд ли, — ответила я, стряхивая с пуфика комок серой кошачьей шерсти — доказательство, что Оуэн спал на нём, пока меня не было дома.
— Я утром ездила с ним в Вистерия–Хилл, но ничего не выяснила. И даже не начинай, — я погрозила пальцем, хотя она и не видела этого. — Я ездила кормить котов. Я не хочу с ним встречаться. Бóльшую часть времени он мне даже не нравится.
— …и он даже в библиотеку не записан, — закончила она.
— Точно, — пробормотала я. Что это я услышала в трубке, смех? — Он думал, что это я убила Грегора Истона.
— Тебя не подозревали по–настоящему и даже не арестовывали.
— Он считал, что я встречаюсь с Истоном. С мужчиной в два раза старше.
— Но ты же не встречалась, — резонно возразила Мэгги.
— Почему ты не пристаешь к Роме насчет её личной жизни?
— Ты знаешь, ходят слухи, что у неё кто–то есть.
— Тут всегда ходят какие–нибудь слухи, — заметила я. — Я слышала то же самое. Единственная особь мужского пола, которую она видит на постоянной основе — старый жеребец, которого Кинги купили своей дочери.
Мэгги рассмеялась.
— Жду тебя в три.
— Увидимся, — ответила я и повесила трубку.
Я пошла наверх и проверила почту. Пришло сообщение от моей сестры Сары, которая сейчас работала над фильмом на севере Канаде. Сара — режиссер–документалист, но деньги зарабатывает в качестве гримёра в независимом кино. На прикреплённом фото она щурилась на солнце, лицо почти полностью скрыто капюшоном парки. Я стала рассматривать фон. Снега почти столько же, сколько в Мейвилле.
Второе сообщение был из Бостона от моей подруги Лизы. «Я соскучилась. В следующем году в это время ты будешь дома» — так оно заканчивалось.
В следующем году. Я прожила в Миннесоте почти год. И значит, по контракту остался ещё один. А что, если мне предложат остаться? Хочу ли я? Отъезд из Бостона был импульсивным решением. Эндрю женился на другой. В этом поучаствовало изрядное количество алкоголя, но тем не менее, раз женат, это значит, что нам не быть вместе. И хотя я любила маму, папу, моего брата Итана и Сару, они были беспечны и непредсказуемы. Кто–то должен был быть разумным и практичным. Кто–то должен обеспечивать семью молоком и туалетной бумагой. Кто–то должен заполнять кучу бумаг в приёмном покое больницы. И соорудить ужин, хотя бы в виде бутербродов с бананом и арахисовым маслом. Сколько себя помню, это была я. Я, когда были только мама, папа и я. Я, когда они развелись и я жила с ними по очереди. Я, когда они снова поженились, потому что не могли оставить друг друга в покое, а Итан и Сара стали, скажем так, гостями на свадьбе.
На самом деле я сбежала в Мейвилл. Я не собиралась заводить друзей. В Бостоне все считали, что я вернусь, когда закончится двухлетний контракт. Я попыталась представить, что больше нет посиделок у Эрика с Мэгги и Ромой, что я больше не хожу на тай–чи — у меня уже почти получался полный комплекс — и не пью чай со льдом у Ребекки в беседке. А Оуэн и Геркулес? Могу я забрать их в Бостон?
Я попыталась представить их в городской квартире. Оуэну, воображавшему себя охотником (хотя на самом деле птичкам ничто не угрожало), это не понравится. И как заставить Геркулеса сидеть дома? Я не могу оставить котов. Они никому не позволят прикоснуться к себе. Ну, кроме покойной Агаты и умирающего Старого Гарри. И как мне объяснить — Роме, Мэгги и всем остальным — про котов? Рома считала их особенными, но имела в виду их привязанность ко мне.
Мне хотелось присутствовать на репетициях у мамы и папы, увидеть, что на этот раз Итан сотворил со своими волосами, или сходить на вечеринку к Лизе, но в остальном не так уж я скучала по Бостону. Как ни странно.
Что–то в коридоре привлекло мое внимание. Оуэн шёл мимо двери спальни с головой цыплёнка Фреда во рту и блаженным выражением на лице. Кажется, он пошатывался. Что бы ни говорила Рома, он мятный наркоман.