— Привет. Ну как, Кэтлин ответила на твои вопросы?
Он кивнул, провёл рукой по её щеке. Пальцы на мгновение задержались на коже.
— Ага.
Разве? На самом деле он ничего и не спрашивал. Я тронула плечо Руби.
— Увидимся.
Она улыбнулась и кивнула, но её внимание уже переключилось на Джастина. Я сунула брошюрку Джастина в карман и пошла к Мэгги.
— Наверное, я циничная и злобная? — спросила она. — Он действует мне на нервы.
— Ну, разве что вот на столько, — я развела большой и указательный пальцы на пару сантиметров — Я думала, Джастин тебе понравился.
— Он мне не противен. — Она наклонилась ко мне. — Просто он такой назойливый, — она подчёркивала слова, совсем как Джастин.
Я не могла не засмеяться. Мэгги улыбнулась и снова принялась рассматривать Эдди.
— Он неплохо выглядит, Мэгс.
— Ты так говоришь потому, что и вправду так думаешь, или тебе кажется, что я уже перегнула палку?
Я помахала рукой.
— Примерно шестьдесят на сорок.
— Нормально.
Она переключилась на фотоколлаж. Новое освещение получилось ярким и естественным и гораздо больше походило на солнечный свет с улицы. Мэгги посмотрела на потолок.
— Может, хочешь, чтобы я влезла на лестницу, а ты проверишь расположение лампочек?
— Да, — улыбнулась она.
Иногда Мэгги вела себя как Оуэн и Геркулес, совершенно игнорируя сарказм.
Я передвинула лестницу примерно на фут влево, убедилась, что она устойчива, и взобралась наверх. В течение следующих десяти минут я делала крошечные корректировки размещения лампочек, пока Мэгги не осталась довольна.
— Ну, вот и всё, — она подняла руки вверх. — Больше трогать ничего не буду, обещаю.
Ребекка подошла к нам, стуча каблуками по плитке пола.
— Мэгги, это просто чудо.
У Мэгги порозовели щёки.
— Спасибо.
— И я обожаю парня Ромы.
— Извини? — удивилась Мэгги.
Ребекка указала на манекен.
— Это же Эдди Суини, так? Хоккеист, которого видели с Ромой?
— Рома не встречается с Эдди Суини, — сказала Мэгги, глядя на Ребекку так, будто увидела, что у неё две головы.
— Но она же каталась с ним по городу.
Мэгги посмотрела на меня. Я посмотрела на неё. И мы дружно взорвались от смеха. Ребекка смотрела на нас как на помешанных.
— Да, Рома ездила по городу с Эдди, — хихикая начала объяснять Мэгги. — Но вот с этим Эдди, — она показала на куклу.
Ребекка перевела взгляд на меня. Я кивнула.
— Так мы его доставили сюда, — размахивая руками, продолжала Мэгги. — Он не влезал в мою машину, поэтому мы пристегнули его на переднем сиденье внедорожника Ромы.
— А люди решили, что это был настоящий Эдди, — рассмеялась Ребекка.
— Наверное, нас на заднем сиденье они не заметили, — потихоньку сказала мне Мэгги.
Я взглянула на часы.
— Я тебе ещё нужна?
— Нет, — она быстро обняла меня. — Возвращайся в библиотеку. А я пойду в студию. Встретимся здесь около шести.
— Ладно.
— И больше сегодня не ешь, — добавила Ребекка. — Будет много–много еды.
Я надела куртку и натянула шапку. Потом спустилась по лестнице и пошла через парковку за угол. Ожидая, пока проедет машина, чтобы перейти улицу, я увидела, как от Эрика выходит Маркус. Он постоял на дорожке, потом прошёл мимо двух соседних домов и исчез в глубине переулка.
Я немного постояла на обочине, но он так и не вернулся. Это плохо. Я просто это знала.
10
Мы закрыли библиотеку в пять. Сьюзен быстренько упаковалась в куртку и ботинки и ушла. Я натянула капюшон от ветра и пошла вниз, в сторону театра «Стрэттон» — прекрасно отреставрированного здания, даже более старого, чем библиотека. К сожалению, когда я в первый раз туда попала, то обнаружила мёртвое тело. Потом я приходила туда на два представления летнего музыкального фестиваля — концерт и прекрасную постановку «Рождественской песни». Теперь моё отношение к этому старому зданию заметно улучшилось.
Маленький дом Агаты располагался на узкой боковой улочке сразу за «Стрэттоном». Руби ждала на дорожке, держа под мышкой большую сумку. Увидев меня, она улыбнулась.
— Спасибо, что помогаешь.
— Мне нетрудно, — я надеялась, что ответная улыбка получилась ободряющей.
Кто–то расчистил от снега дорожку к маленькому кирпичному домику и ступеньки крыльца. Я пошла за Руби. Она помедлила у двери, нащупывая замочную скважину. Я отступила назад, чтобы не закрывать свет.
Ключ повернулся в замке. Руби всем телом навалилась на старую деревянную дверь. Та секунду сопротивлялась, потом со стоном открылась. Я провела рукой по левому краю проёма и нашла выключатель. Свет зажёгся, и я увидела слева несколько ступенек, похоже, ведущих в кухню.
Оставив облепленные снегом сапоги внизу, я пошла вверх по лестнице вслед за Руби. На полу в кухне лежал зелёный в белую крапинку линолеум, старый и выцветший, но чистый. Стены бледно–зелёные, кухонная стойка выкрашена белым. Винтажный хромированный столик, голубые цветы на белом фоне, наверное, годов 60‑х.
Больше в кухне ничего не было. Ничего. Ни банки с печеньем на стойке. Ни календаря на стене или весёлых картинок на холодильнике. Возможно, всё выбросил сын Агаты, пока она была в реабилитационном центре после инсульта.
Руби оглядывала комнату, плотно сжав губы. Я тронула её руку.
— Давай посмотрим, может, найдём что–нибудь в спальне.
Она кивнула, но ничего не ответила. В домике было холодно. Клер говорила, Агата не всегда могла позволить себе отопление. Удивительно, что трубы не замёрзли.
Из кухни вёл крошечный коридор. В нише справа стояло тёмно–коричневое пианино. Комната в конце коридора, похоже, служила Агате спальней. Я увидела кровать с белым жаккардовым покрывалом.
Руби медленно прошла по коридору, разглядывая всё вокруг. Она явно никогда раньше не бывала в этом доме. Как и в кухне, в коридоре не было ничего личного.
Голый паркетный пол, на стенах ничего. Большая кровать была застелена очень аккуратно, как в хорошем отеле, с туго натянутым покрывалом и идеально ровными уголками. На ночном столике стояли часы и коробка с бумажными платками.
Поколебавшись, Руби открыла дверцу стенного шкафа слева от кровати. В маленьком пространстве всё было уложено аккуратно, как и во всей комнате. Блузы, юбки и платья упорядочены по цвету, от белого до чёрного. На обувной полке внизу — две пары туфель, чёрные и бежевые. На полке над вешалкой сложены несколько свитеров. Вся одежда выглядит старой. Не в смысле «заношенной», а старомодной. Будто Агата в какой–то момент застряла во времени.
Держась рукой за дверцу шкафа, Руби заглянула внутрь. Её плечи поникли.
— Я не знаю, что взять.
— Может, платье? — предложила я.