Во второй половине дня я занималась стиркой и уборкой своего маленького дома в компании с Геркулесом. Оуэн появился, только когда я достала из духовки готовое кошачье лакомство.
Мэгги подъехала около семи. На ней были тяжёлые сапоги и наушники вишнёвого цвета поверх мохеровой шапки. С ними она походила на пушистого красноухого игрушечного мишку.
— Господи, опять ты надела штаны на синтепоне, — сказала она, когда я завязывала ботинки.
— Я не знаю, что ты затеяла, но думаю, немного утеплиться не помешает.
Оуэн прибежал быстренько разнюхать.
— Держись подальше от пуфика, — прошептала я.
В ответ он хлопнул лапой непослушную прядь волос, выбившуюся из–под моей шапки.
Мэгги припарковалась на обочине, и мы пошли к фестивальной площадке. Людей было раза в два больше чем вечером в пятницу. Большая часть фонарей горела, и я увидела, что площадка больше, чем мне показалось сначала. Кроме горки, собачьих упряжек и катка там были ещё хоккейное поле и лабиринт.
Мэгги потянула меня за рукав.
— Давай пойдём в лабиринт.
Мы смотрели на лабиринт сверху, с невысокого склона. Он был полностью построен из мёрзлого снега и казался огромным, сложным и страшноватым.
— Что–то не хочется, — сказала я.
— Почему? — спросила Мэгги.
— У меня плохое восприятие направления. Если я туда зайду — буду блуждать всю ночь. И вообще, ты же хотела покататься? — я указала на холм. — Давай, пока очередь не стала ещё длиннее.
— Неплохая мысль.
Обошлось.
Я понимала, что это немного глупо, но не хотела признаваться, что боюсь этого лабиринта. Это всё из–за старого фильма под названием «Лабиринт», которым меня пугали ребята постарше тем летом, когда мне было девять, и мои родители участвовали в летнем репертуаре столетнего театра, где, как считалось, водились привидения. После просмотра этого фильма на старом чёрно–белом телевизоре ночью, в одной из тёмных театральных комнат, у меня несколько месяцев были ночные кошмары.
Мы с Мэгги встали в очередь на горку. Пока мы поднимались наверх, я ощутила, какой хорошей идеей было надеть штаны на подкладке и тёплое бельё. А ещё я поняла, что это и вправду чертовски весело. Я оказалась права по обеим статьям. Мы катались, пока мои ноги не начали дрожать.
— Я не хочу больше лезть на эту гору. Мне нужен горячий шоколад, — сказала я Мэгги, стряхивая с куртки снег и солому.
Мы неспешно пошли к лотку, установленному возле катка и хоккейного поля. Я по–настоящему вспотела и расстегнула куртку.
— Было весело, — сказала я Мэгги в очереди за какао.
— Ага, неплохое свидание в субботнюю ночь. — Она оглянулась. — Я не вижу Рому. А ты?
— Нет. Но здесь так много людей, можно легко её не заметить.
Лита, стоявшая за прилавком, посмотрела на меня.
— Что тебе дать, Кэтлин?
Я подняла два пальца.
— Два горячих шоколада, Лита.
Она налила из большого термоса две чашки и бросила в каждую зефир прежде, чем закрыть крышки. Я расплатилась и отошла, отдав одну чашку Мэгги.
— Спасибо, — она обхватила чашку ладонями и отхлебнула. — Ой, как хорошо.
Мы обошли хоккейное поле и остановились на минутку посмотреть. Мэгги подтолкнула меня локтем.
— Слушай, а может Рома с Эдди, — ухмыльнулась она.
— И откуда берутся такие нелепые слухи? — сказала я, потягивая свой шоколад.
— В них обычно есть крупица правды, — ответила Мэгги. — Рома же разъезжала с Эдди в машине. Только он был ненастоящий.
Интересно, была ли частичка правды в том, что Агата оставила Джастину целое состояние?
— Привет, — сказал кто–то.
Лицо Мэгги озарила ехидная улыбка, и она обернулась поздороваться с Маркусом. Я бросила на неё предупреждающий взгляд поверх своей чашки, но всё напрасно. Я повернулась.
— Привет.
Маркус был одет в ту же тёплую куртку, тёмно–синие брюки и толстые перчатки, в которых был в Вистерия–Хилле.
— Ещё не забил шайбу? — спросила Мэгги, кивая на игроков.
Он покачал головой.
— Я только пришёл. А вы?
— Мы катались с горки, — сказала я и подняла свою чашку с шоколадом. — Пришли сюда погреться.
Мэгги рядом со мной шагнула вперёд, и я поняла, что мы как–то оказались в очереди на хоккейное поле.
— Мэгги, почему мы здесь? — удивилась я.
Она оглянулась.
— Понятия не имею. — Посмотрела на Маркуса. — Хочешь встать перед нами?
— Не хотите попробовать? — спросил он.
— Может, когда пальцы немного согреются. Думаю, чтобы взять хоккейную клюшку, их надо хотя бы чувствовать.
Маркус посмотрел на меня.
— Наверное, хоккей не твой спорт.
В голосе слышалась лёгкая снисходительность. Или мне показалось.
— Не хотелось бы тебя смущать, — небрежно сказала я.
Он засмеялся. Я не могла этого так оставить. На самом деле могла бы, если бы он не засмеялся.
— Думаешь, я тебя не обыграю?
— Я играю в хоккей с тех пор, как научился ходить, — сказал он. — Это будет нечестное соревнование.
Я протянула Мэгги свой шоколад.
— Если тебе будет от этого легче, могу играть и левой рукой, — улыбнулась я.
Мы уже были в начале очереди. Мальчик–подросток, ведущий игру, дал мне хоккейную клюшку, другую протянул Маркусу. Тот засомневался. Я уже перелезала через низкий деревянный барьер на игровое поле.
— Ты идёшь? — спросила я, стараясь, чтобы в голосе был слышен вызов.
Он пожал плечами, показывая, что ему всё равно. Но по взгляду, которым он окинул игровое поле, и по плотно сжатым челюстям было видно, что он хочет играть. Маркус Гордон был готов к бою. И отлично. Я тоже.
Хоккейное поле было заметно больше, чем в игре один на один в уличном хоккее. Его покрывал слежавшийся снег, ещё не слишком скользкий. Сетка ворот стояла в заднем конце поля, вместо шайбы — светящийся розовый мяч. Маркус взял свою клюшку и ступил на снег.
— У вас пять минут, — сказал подросток. Он перешагнул барьер, держа мяч для вбрасывания.
Я наклонилась, поставив клюшку на лёд, и Маркус тоже, уголки глаз и рта поднимались в улыбке.
— Выигрыш по голам, — сказал подросток. — Головой не бодаться. В пах не бить. Толкаться можно. Как я уже сказал, у вас пять минут.
Он поднял мяч над головой и бросил.
Я подняла клюшку, рванулась вправо, но пошла налево и коротким ударом отправила мяч в сетку. За моей спиной все засмеялись. Я улыбнулась Маркусу. Он не улыбнулся в ответ. Сейчас будет весело.
Мы приготовились к следующему вбрасыванию. Он получил мяч первым, но когда размахнулся для удара, я быстро перехватила его и отправила в сетку.
Гол!
Вокруг нас собралась толпа, все шумели и смеялись, и я нахально подыграла, изобразив театральный поклон. Он обыграл меня на следующем вбрасывании — притворился, что идёт к сетке, но обошёл сзади. Счёт стал два–один.