Забравшись на стремянку, Урибе часами украшал мастерскую. Словно волшебник, он изменил комнату до неузнаваемости. Среди гирлянд из розовой бумаги влажные пятна на стенах казались отвратительными язвами. Сплетаясь одно с другим, ниспадали полотнища материи; всюду висели эскизы и рисунки на излюбленные Агустином темы, которые так нравились Урибе: маленькие балерины со стрекозьими крылышками за плечами; толстые женщины, по телу которых ползали гномики и муравьи; танцовщики с густыми усами, подстриженными щеточкой, с пробором посередине, огромными руками и черным платком на шее.
Урибе вытащил из ящиков коллекцию кинжалов различных форм и размеров: волнистые, изогнутые, таинственные клинки, точно пришедшие из сновидений. Приколотые булавками к абажуру свисали виноградные гроздья. В углу комнаты в большом пакете из оберточной бумаги скрывался целый заповедник ярких цветных огоньков, секрет которых был известен только ему: бумажные трубы, шляпки, колпачки, маски.
Урибе, довольный, улыбался. Все это было делом его рук, и сам он был здесь. На него смотрели. Все смотрели только на него. Он хотел помахать всем рукой: «Может быть, скоро случится то, чего я так жажду». Кто-нибудь шепнет ему тайную формулу. Он хотел и не хотел припомнить то, что произошло между пятью и семью часами вечера. Но какая-то сверхъестественная сила подталкивала его: «Два часа, сто двадцать минут, семь тысяч двести секунд». Смутные воспоминания всплывали в его голове. Он поднес руку к лицу: его избили между пятью и семью часами. Это было нелогично. Он схватил стакан со смесью и залпом выпил его.
«Надо рассеяться».
Мастерская мало-помалу наполнялась людьми. Лола, исполнявшая обязанности хозяйки, провожала гостей в большую комнату, где Кортесар заводил патефон. Лола напоминала всем, что они могут чувствовать себя как дома:
– Здесь каждый делает что хочет, лишь бы все веселились.
В уголке Урибе готовил свои смеси; несколько парочек танцевало.
– А где Агустин?
– Еще в постели.
– Можно пройти к нему?
– Конечно.
В прихожей Рауль курил с приятелями. Было жарко, и Ривера снял пиджак. Молодые люди говорили о блондинке, которая только что поздоровалась с ними; Рауль утверждал, будто он был с ней в близких отношениях.
– Это та самая. Я познакомился с ней в Аточе в прошлом году.
– А что это за толстяк с ней?
– Наверное, ее жених.
– Это ты их пригласил?
– Я ж тебе сказал, что не знаю даже, как ее зовут.
– Тогда почему они пришли?
– Не представляю.
– Может, она подруга Агустина?
Лола подошла к ним с подносом, на котором стояли рюмки. Глаза у нее блестели. Губы были влажны. Она была пьяна.
– Дурачье. Как вам не стыдно торчать здесь, когда там столько красивых девушек.
– Мы разговариваем.
– Хотя бы пейте.
Дрожащей рукой она протянула им рюмки.
Рауль, прежде чем выпить, понюхал.
– У-ух! Парфюмерия.
– Это коктейль Танжерца, – сказала Лола.
– Только он способен на такое.
Рауль с отвращением поставил рюмку на поднос. Лола засмеялась.
В дверях показалась группа девушек. Высокая худая блондинка в плотно облегающем грудь вязаном джемпере вызывающе подошла к Раулю.
– Привет, великан.
– Привет, уродина.
– Давно началась?
– Что?
– Музыка.
Ривера провел рукой по усам.
– А разве играет музыка?
Девушка расхохоталась. У нее были прекрасные белые зубы.
– Ты что, не слышишь, что ли?
– А ведь правда, музыка…
Он очень искусно притворился удивленным.
– Опять пьяные. Все мужчины одинаковы. Только одно на уме: пить, пить и пить. Неужели ничего другого не умеете делать?
Рауль сунул волосатые руки в карманы брюк и принялся раскачиваться на каблуках. Он улыбался.