Нет, юноша не знал их. Глаза его глядели враждебно.
– Они просили меня осветить ряд вопросов в этом проекте. Бели вы желаете, я могу передать вам копню. Это позволит нам обоим избежать недоразумений.
Голос юноши прозвучал хрипло и глухо:
– Как вам будет угодно.
Гуарнер повернулся к нему спиной и принялся искать копию ва столе в груде беспорядочно сваленных бумаг. «Какие у него глаза». Внезапно у депутата вспыхнуло подозрение, но он не хотел поверить в него. Это было чудовищно.
– Помню, положил где-то здесь, но в этой куче будет трудно ее отыскать.
Юноша ничего не ответил. Депутат часто дышал, он почти задыхался и едва сдерживал себя, чтобы не оглянуться. Ему все же удалось это.
– Наконец-то, кажется, это она…
Гуарнер обернулся. Юноша встал и смотрел на него исподлобья. Его синие глаза моргали, точно их ранил слишком яркий свет, а его правая рука что-то сжимала в кармане. Гуарнер невольно отпрянул.
– Что с вами?
Ответа не последовало. Юноша смотрел на него так пристально, что депутат невольно отвернулся. Объятый состраданием, Гуарнер бросился к нему.
– Вам плохо?
Депутат схватил юношу за руку, которая не была в кармане, и попытался отвести его к дивану.
Но тот словно одеревенел, тело его напряглось, руку, казалось, свело, Гуарнеру не удалось стронуть его с места. Напряженный, неподвижный, он походил на гипсовую статую.
Схватив юношу за лацканы пиджака, Гуарнер с силой встряхнул его и тут же почувствовал на своем лице его горячее дыхание. И вдруг взгляд депутата упал на засунутую в карман руку юноши, сжимавшую какой-то темный предмет. Сердце Гуарнера тоскливо екнуло.
– Сын мой, – пробормотал он.
Тело обмякло. Точно исполняя запоздалый приказ, сократились мускулы век, задвигались, захлопали ресницы. Лицо вытянулось, покрывшись множеством морщинок. Гуарнеру на миг даже показалось, будто он сжимает в руках старика.
Юноша покорно позволил усадить себя. Яркий свет снова падал ему на лицо, и кожа, казалось, впитывала его, точно губка.
– Ну, ну, отдохните, ничего не случилось.
Так же послушно он принял стакан воды от Гуарнера и машинально выпил его мелкими глотками.
– Вам уже лучше? Хотите, я вам что-нибудь принесу?
Сам не сознавая почему, Гуарнер чувствовал себя бессильным перед этим юношей и словно виноватым за то, что еще оставался в живых. Как странно! Страха он не испытывал и был необыкновенно спокоен.
Юноша его не слушал. Как видно, мысли его были очень далеко. Он позволил взять себя за руки и вытереть платком слюну, которая стекала у него изо рта.
– Ну, ну, сын мой, успокойтесь.
Юноша, казалось, прислушался к словам Гуарнера. Глаза его встретились с глазами депутата и вспыхнули паническим ужасом. Он сделал попытку встать, но у него подогнулись колени. Он был еще очень слаб.
– Вы… Вы… – забормотал он.
Рукоятка револьвера торчала из кармана его пиджака. Заметив это, юноша рванулся спрятать ее, но тут же прочел во взгляде Гуарнера, что тот уже давно обо всем догадался.
Ощутив ласково опустившуюся ему на плечо руку, он грубо сбросил ее.
– Оставьте меня.
На этот раз ему удалось встать на ноги. Космы волос падали ему на лоб, глаза сверкали, как стеклышки на солнце. Он плакал. Гуарнер кинулся к нему, еще никогда он так не презирал свою жалкую жизнь.
– Сын мой…
Его остановило искаженное бешенством лицо.
– Замолчите! Вы не имеете права называть меня так.
Рука юноши судорожно и, казалось, невольно потянулась к оружию. Гуарнер не тронулся с места.
– Трус! Вы даже не способны защититься и позвать полицию. Скорее соглашайтесь, чтобы вас убили. О, даже здесь… Проклятая жалость.
Он повернулся спиной и выбежал из комнаты.
Гуарнер стоял потрясенный. Невыносимая боль, прозвучавшая в словах юноши, так ошеломила его, что он едва понимал случившееся. И он бросился вслед за ним.
– Ради бога… Не уходите так… В таком состоянии вам нельзя выходить на улицу…
Громко хлопнула дверь, и он не успел досказать. Юноша уже ушел.
Когда в кабинет, привлеченная громкими голосами, вошла горничная, старик, закрыв руками лицо, рыдал как ребенок.
Четырехместный автомобиль, взятый Луисом напрокат, стоял на углу с включенным мотором, готовый отъехать в любую минуту. Со своего наблюдательного поста, посреди квартала, Ривера и Кортесар прекрасно видели и дверь, из которой должен был выйти их товарищ, и кузов дожидавшегося автомобиля. Они вели: наблюдение. Только в случае крайней опасности им надлежало ввязаться и помочь Давиду.