Что привело на позорный путь их – людей, в молодости не таких уж плохих, способных тогда и на участие к ближнему и на энтузиазм? Происхождение (родители Клаудии – фалангисты, расстрелянные республиканцами)? Юношеская незрелость? Превратности биографии? Гойтисоло идет глубже, он хочет непременно докопаться до ответа на вопрос: почему фашизм смог на какое-то время если не убедить, то хотя бы обмануть, пусть даже небольшое количество, незлых и неглупых людей? Бессонной ночью, исполненная заслуженного отвращения к себе, Клаудия, припоминая военные годы, думает о свойственной ей тогда «слепой вере в справедливость нашего дела». Слепая, нерассуждающая вера, проклятая потребность в самообмане, заставившая в свое время этих людей, насилуя собственную совесть, принять каннибальскую доктрину фашизма, – вот та непоправимая вина, которую не прощает писатель.
И нет, пожалуй, казни хуже той, на какую они обречены: разочароваться во всех иллюзиях, осознать глубину своего падения, увидеть пропасть, куда они катятся вместе со всем режимом («Мы плаваем в какой-то клоаке, – откровенничает Рафаэль. – В тот день, когда все это взлетит на воздух, мы захлебнемся в дерьме»), – и не иметь решимость порвать с неправым делом, поработившим их. Своего рода духовный паралич сковывает этих людей. Они с удовольствием расскажут антиправительственный анекдот, могут послать друг другу газетную вырезку с речью главы государства, подчеркнув красным карандашом особенно пикантные выражения, могут, наконец, как это делает актриса Долорес Белее, под видом танца апашей надавать пощечин американской миллионерше, – и это все, на что они способны. Презирая свою благополучную, обеспеченную жизнь, они все-таки цепляются именно за эту жизнь – единственное, что у них осталось.
Но тщетно, стремясь забыться, смешиваются они с толпой богатых бездельников, оглушают себя алкоголем, опустошают себя случайными связями – в любом убежище настигает их возмездие, таящееся в них самих. Вино не опьяняет, цинизм не утешает, отчаяние становится привычным состоянием.
Остается продолжать движение по инерции. Сколько бы ни занимался Рафаэль самоистязанием, мысленным и словесным, но стоит разойтись тучам начальственного неудовольствия, собравшимся было над его головой, и он послушно отправляется в Вашингтон, на место нового назначения – писать по заказу, жить по заказу. Рушится и последняя иллюзия Клаудии – любовь к Энрике. Вслед за мужем улетает она из Малаги, с пронзительной ясностью представляя себе пустоту существования, ожидающего ее впереди.
В романе «Остров» произнесен негромкий, но беспощадный приговор людям, изменившим испанскому народу и не нашедшим в себе мужества искупить свое преступление. От того, что произнесение приговора доверено одной из обвиняемых, он не становится менее убедительным. В обреченности действующих лиц этого романа Гойтисоло видит – и заставляет нас увидеть – обреченность того строя, которому они служат.
Настоящий герой не выходит на авансцену ни в одном из эпизодов романа «Остров», однако он то и дело напоминает о своем присутствии. То Клаудия заметит крестьянок, с пренебрежительной иронией разглядывающих ее и Рафаэля, то на рассвете мимо пьяной компании, вывалившейся после бессонной ночи из кабачка, пройдут по пляжу жены рыбаков с корзинами и ведрами встречать мужей, возвращающихся с моря, то запоют во все горло рабочие на строительных лесах… И каждый раз в книгу словно врывается дыхание настоящей жизни, выступают ее истинные масштабы. Благоустроенный мир, в котором агонизируют персонажи романа, оказывается тем, чем он является на самом деле, – островком в океане.
Романы, с которыми знакомится здесь читатель, написаны Хуаном Гойтисоло на протяжении первого десятилетия его литературной деятельности. Писатель проделал за это время немалый путь вместе со своим народом. Через развенчание фашистской лжи пришел он к утверждению антифашистского идеала.
Франкистский режим признал Гойтисоло серьезным противником. Романы «Прибой» и «Остров» были запрещены цензурой, они увидели свет за границей. Последние годы писатель живет во Франции, сохраняя тесную связь с родиной, не останавливаясь в своем творческом развитии.