— Не кажется ли тебе, что Маллар хитрит? Стоит только посмотреть, как он одевается!
Хватит с него! Мареско не хочется затевать ссору из-за того, что мадам не нравится, что он время от времени прибегает к услугам частного детектива! Ей это кажется не совсем приличным. У нее пунктик, и здесь она как кремень. Потом оба, мать и сын, рассаживаются на свои места: он — за бюро, в большом кресле в стиле ампир. Надо сказать, вся обстановка в его кабинете а-ля Наполеон, вплоть до стенных часов. Она — с вязанием в руках, очки на лбу, ноги с варикозными венами удобно устроены на низенькой скамеечке. Мареско роется в папке, вытаскивает письма, какие-то бумажки, среди которых ему необходимо отыскать пригласительный билет. Где же он?
— Я ничего не трогала! — возражает мать, с явной укоризной в голосе. — Дорогой мой! Я не вмешиваюсь в твои дела, у меня нет такой привычки, и они меня не касаются… А, вспомнила! Ты приглашен к крестному, старшему адвокату!
— Надоел он мне!
— Да нет, ты должен пойти! Что подумают?
— Хорошо. Ради тебя.
Пишет одну записку секретарше, другую Маллару, и вроде бы все! У него на сегодня другие планы. Встает.
— Извини, мам. Чуть не забыл. Мне надо идти.
— Куда?
— Во Дворец правосудия.
— Это так срочно?
— Да.
— А почему ты раньше ничего не сказал? Тебя ждать к обеду?
— Конечно.
Ответил так, не задумываясь. Он еще сам не знает, чем займется. Просто нужно побыть одному, чтобы обдумать свою линию поведения. Нож останется при нем. Оставляет, а дальше что? Нелепо будет выглядеть, если скажет, что нашел его.
— Значит, вы находились в Нувель-Галери в момент убийства?
Ниточка потянется. Ему одному их не перехитрить, они тоже не лыком шиты. Он знает их достаточно, чтобы судить об их работе. Уж они-то умеют интерпретировать любой твой жест, любое изменение интонации в голосе, движение губ и так далее. Раз-два — и признание готово. Но Пьер думает по-другому. Не голос и не интонация приводят к признанию. Оно развивается где-то внутри, а потом как метастазы распространяется по всему телу. Пальцы начинают дрожать, появляется тик, веки часто моргают и всего тебя охватывает внезапная слабость. «Не хотите ли сигарету, мэтр?» — начинаешь часто затягиваться, глотаешь дым, кашляешь. Они сразу поймут, что перед ними — клептоман, стоит ему только сказать «а» про австралийский нож! Вот так! Наконец-то он выговорил это отвратительное слово. Никто никогда его не произносил. Этим словом Мареско можно заклеймить раз и навсегда. Это как проказа или того хуже — шут ярмарочный: наполовину полицейский, наполовину вор! Посмешище адвокатской братии и позор семьи! Мареско идет, ничего не замечая, натыкаясь на прохожих. «Простите, пожалуйста!» Идет туда, куда не хочет идти. Входит в Нувель-Галери. Походка становится уверенней. Эйфория наркомана, чувство сиюминутного благополучия придают ему силы. Мареско без тени колебания подходит к стенду с ножами. Посетителей мало в этот момент. Скучающий продавец рад поговорить с таким приятным господином:
— Что? Нож с крокодилом? Да, я его хорошо помню. Он был там, где лежат экзотические ножи: полинезийские, из Мадагаскара. Коллекционные ножи. К сожалению, его нет. Украли. Позавчера. Комиссар даже предположил, что им была убита женщина в фотокабинке. Возможно, но его не нашли!
— Да, и следов никаких! — добавляет Мареско.
— Что и говорить. Дело гиблое. Как правило, посетители не снимают перчаток, находясь в магазине. Им все равно — что на улице, что в магазине.
Мареско впервые столкнулся с этой проблемой. Даже забыл, о чем хотел спросить.
— Хотите потрогать? — предложил продавец. — Те, кто понимает толк в ножах, всегда проверяют заточку. Так и воруют. Не такие большие — поменьше! Ведь их так легко украсть. Впрочем, потеря небольшая. Покроется за счет стоимости других ножей.
— Поэтому вы не так рьяно охраняете стенд!
— Нет, не подумайте. Когда наплыв посетителей, за всеми не уследишь!
— А теперь?
— Теперь за стендом следит и полиция, и инспектора, и прочие, как будто преступник рискнет вновь сюда явиться!
— Благодарю вас, — прощается Мареско.
По привычке отправляется в бар. Что он сказал про перчатки? Что за этим скрывается? Если преступник пришел в перчатках, он их снял или нет, чтобы поточнее нанести удар? Не в этом дело. В чем? Мареско еще не знает, но чувствует — не то. Дело не в ноже. В самой погибшей. Может, стоит воспользоваться услугами частного детектива и выяснить, кто такая Джамиля? И что там за любовный треугольник? Предположим, полиция арестовала убийцу. Я, заручившись поддержкой крестного, смогу стать его адвокатом. И в полиции меня знают, правда не по громким процессам, знают прежде всего как любимчика старейшины адвокатов. Конечно, не самая лучшая репутация. Да пусть себе чешут языками! Не боится он их сплетен. Ему надо одно — заниматься чем-нибудь, ежедневно. Не из-за денег — у его матери их достаточно, — ему нравится копаться в неудавшихся судьбах. «Не будь меня!..» Правда, любовные истории ему порядком опротивели своей банальностью. Самое смешное, что ему приходится их преподносить так, чтобы судьи поверили и увидели в пьяной драке — трагедию человеческую, в поножовщине — конфликт монтекки и капулетти, а в смертоубийстве — слепую ревность шекспировского мавра. Страсть, что это? Ему знакома одна, которая заставляет его слоняться из одного отдела в другой… Женщины его никогда не интересовали! А вон там что-то блестит издалека. Приближаешься осторожно, как охотник, и заранее предвкушаешь: пудреница, часики, шкатулочка… из слоновой кости… или из перламутра. Ближе, ближе. Ощупать глазами, потрогать руками. Теперь включаешь все свое актерское мастерство: открываешь, закрываешь, кладешь на место, качаешь головой с сожалением, сдерживаешь вздох — да, дороговато! Продавец, устремившийся было навстречу покупателю, поворачивается к нему спиной. О, дивная минута! Маленькое чудо уже в кармане. Скажите на милость, разве женщину можно вот так понюхать, взвесить, потрогать? Да нет же! Вот она сидит у него в кабинете. Он уже все знает про нее заранее… Его гонорар будет зависеть от того, насколько внимательно он будет выслушивать ее историю и сколько времени он потратит на нее. Жизнь других? Да наплевать ему! Старается как можно быстрее избавиться от просительницы: «Можете мне доверять! Я все устрою. Напишите два-три письма, чтобы я мог процитировать. Ну, давайте без слез… Что, не получится? Да я сам их вам продиктую. Прокурор, ясное дело, будет возражать, судья пожурит. Зато все остальные вас пожалеют». А вот пожалеют ли Джамилю? А если убийца согласится видеть его своим адвокатом? Вот это будет дело. Джамиля! Мареско залпом допивает свой кофе, слизывает языком сахар, оставшийся на дне. Итак. Первое: постараться найти нормальную фотографию. Те, что в газетах, его не устраивают. Второе: разузнать все, что касается девушки. С такой поспешностью, с какой она была убита (невзирая на многолюдность, в самый час пик), да так жестоко, — это говорит явно в пользу убийцы. Значит, у него была причина, причина неординарная. Поручить Виктору — так фамильярно он называет бедолагу частного детектива. Тот много повидал на своем веку, и лицо у него такое же изношенное, как и одежда, но предан Мареско, как собака. Он распутывает самые, казалось бы, безнадежные дела. Ключик к загадке Джамили он тоже подыщет. У Виктора два его адреса: домашний и его убежища. В случае необходимости он опускает записки в оба почтовых ящика. Мареско подобный способ общения напоминает ловлю креветок. Каждый раз не знаешь, что выудишь: то ли рачков, в данном случае вчетверо сложенную записочку, то ли крупную креветку — официальное письмо. На сегодня всего лишь кратенькая записочка: «ПозВ. комиссару». Это у него старая привычка при сокращении так писать последнюю букву. Мареско решает не звонить, а зайти. Первое, что он слышит, войдя в полицейское управление, — несмолкаемые телефонные звонки, затем стрекотание пишущих машинок и последнее — разговоры, разговоры (людские голоса). В общем нормальная рабочая обстановка. Мареско хотел было закурить, когда услышал за неплотно прикрытой дверью: «Да она же просто девка!»