Мареско видел его на фотографии. Так, ничего себе. А вот его форма — это да. Форма его и красит. И погоны. Да, погоны и фуражка. Почему офицеры ее никогда не снимают? И еще Мареско пытается понять, какая она, Иоланда, как любовница. Что она нашла в этом пилоте, вцепилась в него как клеш, что породило в ней такую страсть?
Вот подобные Иоланде женщины и сбивают с толку следователей. Маленькие, хрупкие, беззащитные, искренние. Да разве они могут совершить преступление! Нужно поискать в другом месте! Вся группа комиссара Жандро кинулась искать в другом месте! А Иоланду оставили на потеху журналистам. Сами рыщут вокруг экипажа Поля Канена, изучают окружение Гастона Молинье, посещают ночные клубы, где выступала Иоланда. По мнению комиссара, без наркотиков тут не обошлось, а Джамиля выступала посредником. Кроме того, ее, возможно, преследовал не один человек, отняв всякую надежду на отступление. Мареско также в курсе расследования экс-комиссара Мадлена, который все больше и больше интересуется делом «несчастной малышки».
— Я могу сказать, что неплохо разбираюсь в криминальных делах, — восклицает он. — Уверен, мэтр, что вы выиграете!
— Конечно выиграю, — думает Мареско, — а что дальше? Открою клетку, и на этом все?
Он на пороге новой жизни. Слухи быстро ползут по Дворцу правосудия. Он — центр внимания. И адвокаты, до сих пор не замечавшие его, теперь бегут к нему за новостями, и журналисты, и многие другие относятся к нему по-другому. А по вечерам, ложась в кровать: «Как же мне поступить? Она убила, да или нет? Какая роль отводится мне в этом спектакле? И что меня так притягивает в ней? Уж не влюбился ли я?»
Следственный эксперимент проходил перед открытием универмага. Иоланда никак не может сориентироваться в лабиринте переходов и пассажей. В отсутствие посетителей ей трудно в этом огромном пустом магазине. Судья и дивизионный комиссар время от времени пытаются ей помочь. Как будто играют в «холодно — горячо». «Вы отклонились слишком вправо… Левее немного». Хочется ей крикнуть: «Горячо, горячо, горячо!» Она двигается, слегка вытянув руки вперед, как будто приготовилась оттолкнуть от себя невидимое препятствие. Может, она нарочно плутает? За стеклянными, плотно прикрытыми дверями толпятся любопытные: ряды бледных лиц и звезды растопыренных пальцев, распластанных по стеклу. Иоланда избегает смотреть в их жадно пожирающие глаза. Иногда руками прикрывает лицо, как бы защищаясь от кого-то. Мареско находится там же, неподалеку. Никогда она не простит ему этого представления. Сначала она отказывалась от эксперимента.
— Здесь ничем не могу вам помочь. Таковы правила, — уговаривал Мареско Иоланду. И добавил для убедительности: — Когда все, в конце концов, поймут, что вы не сможете правильно проделать весь путь, они будут вынуждены признать вас невиновной! И тогда я добьюсь вашего освобождения.
После долгих колебаний Иоланда поддалась на его уговоры. Сейчас же она на него не просто дулась: замкнутое лицо, голову упрямо опустила вниз, отказывается отвечать на вопросы.
— Видите ли, — оправдывается Мареско, — вы же согласились мне помочь, давайте не будем вводить в заблуждение инспекторов, отвечайте на их вопросы. И тогда мы добьемся освобождения для вас. На вашей стороне и пресса, и общественное мнение. Не далее как вчера на пятом телеканале велись дебаты. Вы были их главной героиней. Осуждался произвол следователей. Ну, будьте же благоразумней!
Она явно рассердилась. Быть благоразумной ей, у которой за душой ни гроша и которая вот-вот потеряет и последнее: жилье, работу, все!
— Вы что, смеетесь надо мной? — возмущается она. — Вы-то небось припрятали денежки на черный день. Хотелось бы знать, как вы их заработали! Может, расскажете!
Следственный эксперимент шел своим чередом. Иоланда направилась, немного поплутав, к фотокабинке. Проходя мимо стенда с ножами, замедлила шаг. А так как там уже продавались штучные товары и никто и не заикнулся о стенде, то кортеж проследовал вперед, не останавливаясь.
Иоланда встала как вкопанная у фотокабинки.
— Да, здесь. В этом месте. Дальше я не проходила.
— Вы видели, как она входила в кабинку?
— Нет. Следить за ней мне уже надоело, и ноги у меня уже устали. А потом я услышала шаги со стороны обувного отдела и поспешила уйти.