— Да, пожалуйста.
Странное дело! — думает Мареско. — Я за кого, за убийцу или за убитого? Не знаю ни того, ни другого. Они меня одинаково интересуют. Возможно, я помогу убийце, который теперь в моей власти, у меня, такого слабого, беспомощного, бесхарактерного… Пожалуй, все-таки жертва мне менее интересна, чем палач. А вот и официант.
— Ну что?
— Точно, мсье, убили кого-то. Кажется, молодую женщину.
— Что вы сказали?
— Только то, что слышал.
— И кто она?
— Не знаю, но в Нувель-Галери точно.
— Спасибо.
Женщину! Мареско не может прийти в себя. Он-то думал, мужчину, разборки, наркотики и так далее. А тут что, преступление на бытовой почве — ревнивец убивает любовницу. Вся романтика преступления куда-то вмиг исчезла. Как это глупо, где-то в магазине… Мареско еще не может сформулировать свою мысль, он разочарован. Как банально — преследовать, настичь и убить молодую женщину, поддавшись порыву гнева. Тут все так обыденно, банально. Простенькая защитительная речь, перечисление голых фактов. И перед его глазами мелькает другая картина: магазин — полигон, место охоты, один преследует другого, перебегая от прилавка к прилавку, прячась за грудой курток, рубашек и пальто. Мгновение — скачок, и вот он уже на другой линии. Ничто ему не преграда, ему нужно убить любой ценой… Да, ради этого стоит жить. Роется в карманах в поисках денег, а перед глазами все стоит картина погони. Будь мать здесь, вздохнула бы: «Бедный мой мальчик!» Мареско выходит из кафе. Останавливается на минуту и заключает: «Не может это быть женщина! Нет и нет. Такого я не заслужил!»
А теперь надо что-то делать с ножом. Спрятать. Два пополудни. Улица Каде отсюда в двух шагах. Надо действовать, сначала туда, а после визита к доктору он вернется в квартиру на улице Шатоден, в которой вот уже двадцать лет проживает со своей матерью. Их просторная квартира находится неподалеку от Нувель-Галери. Так что всему виной их соседство с большим универмагом. В других кварталах, где нет подобных магазинов, жители отовариваются в мелких лавочках, они же все всегда покупали в Нувель-Галери, от хлеба до булавок. В то время он был еще ребенком; постепенно и продавщицы стали их узнавать. При очередной покупке: «А, малыш Мареско!» Теперь же Мареско нечего там покупать, у него другое развлечение, которое доставляет ему кучу острых переживаний. Что больше всего его потрясло, так то, что чудовищное преступление произошло как бы на его территории, тем самым осквернив ее. Придется поменять место, охотиться за более крупной дичью, подвергать себя такому риску, какой убийце и не снился. Постепенно понимает, что ему бросили вызов! Мареско покупает газету, просматривает заголовки. Да нет, еще рано. На всякий случай все-таки пробегает глазами рубрики. Хватит фантазий, пора вернуться к реальности. Еще издали увидев дом, с радостью поглядывает на окна своей маленькой квартирки. Там его мирок, его книги, коллекция, музей, его тайное убежище. Чужим доступа нет. Это нельзя назвать ребячеством. Там — его логово, даже воздух им пропитан. Каждая вещь занимает свою нишу, и он может отыскать ее с закрытыми глазами. В других местах он чувствует себя не в своей тарелке. Все пугает его. Даже квартира матери. А его собственный кабинет? Мир людей вторгается к нему в виде посетителей, клиентов, незнакомцев, а после их ухода остаются груды разбросанных журналов, горы замусоленных окурков. И в кабинете еще долго не смолкает эхо разговоров, гул голосов, телефонные звонки. А эти мокрые следы на полу! Другие! Все, что его окружает и что он ненавидит, они все незваные гости: полицейские, судьи, свидетели, охрана. Короче, все, из чего состоит Дворец правосудия, и везде они устанавливают свои порядки, навязывают свой образ мыслей. Они за дверь, а мать тут же: «А этот комиссар, что он сказал? Не верь ему! Он не желает тебе добра!» По-настоящему он расслабляется только в своей маленькой трехкомнатной квартирке. Соседка его не беспокоит, она все время проводит в Каннах со своим слугой-японцем. Другой сосед, справа, занимается нефтью, где-то там, на море. Консьерж очень услужлив и покупает ему все необходимое. В доме пахнет воском (которым натирают полы), бесшумный лифт. Мареско входит в него и уже чувствует себя как дома. Нажимает на кнопку четвертого этажа. Он торопится в свой музей; соблюдая тысячу предосторожностей, вытаскивает нож. Ручка ножа в нескольких местах приклеилась к носовому платку. Медленно, осторожно отрывает ткань, как будто снимает бинты с раны, и его губы кривятся, будто от боли. Уф, все нормально! Отпечатки на месте, с ними ничего не случилось. Они подсохли и стали более отчетливыми. Пьер уперся большим пальцем в стопор, еще секунда… и сгустки крови разлетятся в разные стороны. Этого не произошло. Лезвие выскочило так быстро, молниеносно, что кровавая пленка прихлынула к краям паза, задрожала, как застывшее желе, но не расплескалась. Теперь нет ничего проще, чем взять фрагменты на анализ. Тут тебе и отпечатки, и кровь. Преступление налицо.