– Не заливай, я же вижу. – Ваня провожал глазами проплывавшие мимо машины.
– Я ему обрисовала все это. Он сообщил, что Лиза в коме. И все на том.
– Да ну?
– Так, а чего еще? Мы с ним не закадычные друзья, чтобы лясы точить.
– Но он мог бы тебе еще там, в «Молоке», все объяснить. Его не интересовало, каково тебе было в этот момент?
– Я думаю, он был в шоке от произошедшего.
– А я думаю, он ублюдок, от которого тебе стоит держаться подальше. Мое мнение. Ничего личного.
– Ладно, Вань, до завтра. – Она поцеловала друга в щеку и зашла в метро. Пока ехала на эскалаторе, стояла в вагоне, шла по своей улице, алкоголь выпаривался из головы легкой мигренью. В парадной остановилась, выудила из рюкзака расческу, причесалась, а потом напихала полный рот жвачки.
– Как ты? Лучше? – Мама напрыгнула на нее прямо с порога, как рысь.
– Вроде, – пробурчала Маша.
– О! Говоришь. Значит, лучше.
– Не хочу много.
– Поняла. Не лезу.
Следующим утром Маша почистила зубы и вышла к завтраку. Когда собиралась поблагодарить папу за чай, опять залипла на букве П.
– Говори, говори, не молчи! – Папа крутил ладонями в воздухе. – Только через речь ты это преодолеешь. Ясно, что в школе неохота краснеть. Но тут-то все свои. Говори, Мань. Не уходи от нас!
Стало ясно: бухло избавляет ее от заикания.
«Можно я у Юли переночую?» – написала она на листке после завтрака.
– Валяй, – кивнул папа.
– Это еще зачем? А вдруг хуже станет?
«Мне с Юлей, наоборот, легче», – этот джокер маме было нечем крыть.
Вечером молчащая Маша отправилась на Малую Садовую. «Достань мне алко», – значилось на листке, который она протянула Юльке. Та кивнула и через пять минут всучила Маше пол-литровую банку джин-тоника. Маша дернула серебряное колечко и залпом выхлебала треть газированной жидкости с привкусом грейпфрута.
– Ништяк. – Маша облизала губы.
– Уже можешь говорить? – Юля была при параде в честь пятницы. Розовые пластиковые сережки в виде молний и черные стрелки на веках. Маша же была без пирсинга и без макияжа. Утром ей было не до того, хотелось как можно скорее выпить и заговорить, поэтому она просто завязала волосы в хвост, кинула косметичку в рюкзак.
– Я поняла, что, когда бухаешь, проходит, – сообщила она наконец, расслабившись. – Пойдем в бистро – в толчок, и я накрашусь, а? И еще ночую я сегодня типа у тебя. Хочу вписаться куда-нибудь.
– Супер! – Юлька запрыгала рядом с Машей, пока они шли к дверям ближайшего кафе. Обычно Машу не отпускали на ночь. Юлина же мама через день работала в ночную смену и с девятого класса мало ее контролировала.
– Сегодня все на Петру собираются. Там, говорят, огромная хата.
– Я в деле. – Маша икнула и заговорчески улыбнулась. – Главное, не переборщить. Так это здорово… Говорить.
– Мама рассказала, Гришка в детстве тоже заикался. Ему было три или около того. Напугала собака во дворе. Знаешь, как он вылечился? Сеансы Кашпировского… Мама утверждает, что сажала его перед теликом и скоро он совсем перестал заикаться!
– Это ведь профанация. Шарлатанство. Твоя мама же врач! Блин! – воскликнула Маша.
– Врач не врач, а до этого Гришке ничего не помогало, у них в больнице только руками разводили. Слушай. Шалтая, между прочим, с тех пор никто и не видел.
– Не хочу об этом, Юль, – оборвала Маша. Ей надоело мусолить эту тему, силясь хоть что-то выведать. А еще ждать, что Шалтай выйдет на связь, позвонит, догонит где-то на Невском…
– Поняла, – отозвалась Юля. – Забила на него?
– Нет. Все стало только хуже.
Они уже вошли в кафе, проскользнули мимо барной стойки, чтобы не попасться на глаза администратору (иначе пришлось бы покупать чай или сок, а денег у обеих было в обрез), и оказались в туалетном предбаннике с двумя раковинами и зеркалом.
– Блииииин. – Юля водрузила на полочку пухлую косметичку в бантиках. – Надо же нам с тобой вечно западать на всяких козлин! Может, найдем сегодня себе нормальных парней? А? – Она водила по губам кисточкой с прозрачным блеском. – Там много кто будет. На этой тусовке. Дырявый, например, тебе как?
– Туповат.
– Вообще, не туповат! Он же уже на втором курсе. Кино и телевидения.
– И что? Я с ним в Сосново от станции шла. Если с него содрать пирсинг и переодеть, обычный задроченный сынок маминой подруги.
– А я бы так не сказала. Окей. А Лопез? Смазливый…