Ловля собак

– Вы знаете наши условия, господа? – услышал я трескучий голос. Это говорил сутулый официант. – Блюда оплачиваются, как только я ставлю их на стол, а не в конце. Услуги также.

– Да, мы знаем, – нетерпеливо ответил мужчина в голубом костюме, белой рубашке и красном клетчатом галстуке. И мы готовы сделать заказ. Да, господа? – он посмотрел по очереди на своих товарищей поверх прямоугольных очков.

– Да, мы готовы, – подтвердили в один голос они. Один из них, в коричневом костюме, кремовой рубашке в легкую косую полоску и монотонном густо-оранжевом галстуке, поставил на стол большой кожаный портфель.

– Я внимательно слушаю вас, господа, – сказал официант и раскрыл блокнот.

– Мне принесите, пожалуйста, заплесневевший обветренный кусочек баклажана, – сделал заказ мужчина в голубом костюме.

– Мне горсть рыбьих костей, – попросил мужчина в коричневом костюме.

– Каких, – нашел нужным уточнить официант?

– Слегка обглоданных, трехдневной давности.

Третий мужчина, в сером полосатом костюме, светло-фиолетовой рубашке и полосатом же галстуке оттенков синего цвета, задумчиво посмотрел на официанта, сощурив глаза, и сказал после долгой паузы:

– Мне, пожалуйста, еле теплой воды с накипью в хрустальном бокале, триста тридцать два миллилитра.

…тонкий дымок поднимался из трубки моего собеседника…
Официант вернулся удивительно быстро и принес на идеально чистых фарфоровых тарелках в точности заказанное. Мужчина в голубом костюме достал из внутренних карманов пиджака по очереди три больших тускло-зеленых пачки и положил на поднос официанта. Мужчина в коричневом расстегнул портфель, выложил на поднос две значительно более толстых пачки и кивнул мужчине в сером костюме.
После этого он сказал:

– У меня к вам еще просьба. Почешите, пожалуйста, мой подбородок.

– Я не хочу больше этого слышать, – сказал я моему собеседнику. – И я не хочу ходить с этим огромным ухом. Даже если его никто не будет замечать.

Тот выпустил из ноздрей дым и сказал:

– Тогда просто ударьте по уху щелчком пальца, желательно побольнее.

Я послушался его.
Ухо зашевелилось, вздрогнуло пару раз и отделилось от меня. Оно стало быстро складываться пополам и распрямляться и, таким образом хлопая, висеть в воздухе. Повисев так с полминуты, оно полетело, порхая неторопливо, к столику троих полных мужчин.
Тем временем официант слегка почесал подбородок мужчины в коричневом костюме и взялся за поднос.
Мужчина что-то сказал ему с недовольным выражением лица, на что официант безразлично пошевелил губами. Лицо мужчины исказилось гневом, он оскалил зубы… Официант еле притронулся кончиками пальцев к его подбородку снова. После этого мужчина достал из чемодана целый брикет зеленых бумажек и неохотно положил на поднос.
Во время этой сцены ухо подлетело слишком близко к столику, и мужчина в голубом костюме ударил его вилкой. Ухо упало на стол. Мужчина в голубом костюме что-то сказал мужчине в коричневом костюме. Тот открыл чемодан, показал содержимое и развел руками. Мужчина в голубом костюме обратился к мужчине в сером костюме. Тот виновато потупил глаза. Мужчина в голубом костюме ощупал все свои карманы и глубоко задумался. После этого он со скорбным выражением лица взял окровавленное ухо и положил на поднос официанта поверх пачек и брикетов. Лицо официанта на секунду просияло радостью и в следующий миг снова стало безразличным. На лицах двух других мужчин теперь можно было прочитать возмущение: они что-то быстро, наперебой говорили мужчине в голубом костюме.

– Да, – сказал мой собеседник, и я непроизвольно вздрогнул. – такая необходимость существует.

Он глубоко затянулся, подержал дым и выпустил большое облачко, загородившее для меня его лицо и столик троих полных пожилых мужчин. Дым постепенно рассеивался, и сквозь его остатки угадывались очертания того странного столика. Сутулого официанта уже не было, не было и подноса. И не было большого портфеля. За столом сидели трое полноватых мужчин в повседневных деловых костюмах, лет сорока или сорока пяти, но точно не старше. На столе перед ними стоял графин с соком, прозрачный большой чайник зеленого чая, сандвичи; дымилась тарелка супа.

– Если бы на все и везде цена была обоснованной, – продолжил он свою мысль, – и лишь немного более высокой, чем диктует необходимость, человечество не смогло бы существовать. Психике человека нужен канал, чтобы выводить вовне порабощающие образы, страшные мечты и сладостные, но грязные фантазии. Эти вещи требуют разрядки. Также и в обществе – бессмысленные пристрастия, странности, желание вспыхнуть и быстро сгореть, желание нанести вред самому себе и своему положению в обществе – должны получать разрядку.

– Я, признаться, вас не понимаю, – ответил я. На самом деле я слушал невнимательно, я был занят тем, что ощупывал и мял со всех сторон свое ухо.

– Вы же знакомы с играми, вы должны понимать. Представьте, что вы предприниматель, и ваша дама так мечтает о великолепной, но очень дорогой машине. И вот вы работаете по четырнадцать часов семь дней в неделю, придумываете новые схемы развития бизнеса… короче, выкладываетесь на сто процентов. Скоро или, возможно, не очень скоро у вас на руках появляются нужные деньги, очень приличные деньги, и вы делаете женщине подарок ее мечты. Как вы почувствуете себя, если за день до покупки узнаете, что эту великолепную машину теперь можно купить по цене пакета чипсов?

– Мой мир будет разрушен до основания.

– Вам не привыкать.

– Я сейчас ответил на ваш вопрос.

– А я просто сказал фразу, – грустно улыбнулся собеседник, – нам пора бы идти обсудить мое предложение.

– Да, пожалуй. Но сначала я доем, с вашего позволения, и выпью вина. Вы хотите вина? − мне чрезвычайно не хотелось идти к его фургону.

– Да, – ответил он. Я люблю хорошее вино.

Вино принесли как раз, когда я справился с сандвичами и остывшим кофе. Мой собеседник еще только поднял бокал и начал нюхать вино, а я уже выпил все залпом.

– Мы столько времени здесь сидели, куда же так торопиться теперь? – поинтересовался мой собеседник.

– Торопиться или медлить – это понятия, не связанные с тем, как быстро и какими глотками я пью вино, – ответил я, – они определяются количеством заказанных бокалов.

Я посмотрел на часы. Было уже три часа дня. Я пожалел о том, что согласился угостить этого человека, и пожалел о том, что заказал вино.

– Что ж, я кажется вас понимаю. Прошу у вас прощения, что отнял у вас так много времени. Вы могли бы утолить голод значительно быстрее, – он говорил и медленно наклонял бокал. – Тут многое сказалось: и шумная компания студентов, и трое полных мужчин, и моя назойливая трубка, – густое вино из его бокала полилось рубиновой струйкой на скатерть. – Видимо, табачный дым вызвал у вас такую сильную жажду, что вам захотелось вина. Я прошу у вас прощения за потраченное время.

С этими словами он перевернул бокал, и по всей скатерти расплылось красное пятно.

– Официант, – закричал я и ладонью стукнул по столу.

Время шло…
Когда официант принес счет, и я потянулся к своему бумажнику, собеседник мой проявил удивительную скорость реакции. В воздухе мелькнули две голубые бумажки, и в следующую секунду папка с счетом оказалась в руках официанта.

– До свидания, – сказал мой собеседник и сразу обратился ко мне. – Все, уходим, пойдемте поговорим о деле.

– И переведите свои часы на один час назад: они у вас чудовищно спешат, – прибавил он, когда мы выходили из кофейни.

Одна единственная пуля

Мы оба молчали, пока не дошли до «фургона». Я колебался: заходить в фургон или вежливо попрощаться и уйти? Но когда я увидел, что фургон − «Газель» вишневого цвета, я вспомнил рассказ Димы и понял, что мой новый незнакомец может знать о домике и судьбе моего предшественника очень много. Решение было принято: я оставался.