— Вот теперь здравствуйте, — начал он первым. — Вы следователь?
Я машинально отметила, что, обращаясь ко мне, он употребил слово “следователь”, а не “следак”, как в присутствии оперов, и подивилась, как он преобразился. Еще минуту назад он мрачно смотрел из-под тяжелых век, и взгляд его причинял почти физическое неудобство, а сейчас он становился легким и обаятельным.
— Да, я следователь прокуратуры, Мария Сергеевна Швецова. Сейчас придет дежурный адвокат…
— Зачем? — Он широко улыбнулся и махнул рукой. — Адвокат мне не нужен.
— Вы хотите давать показания без адвоката? — удивилась я, а он улыбнулся еще шире.
— А с чего вы взяли, что я хочу давать показания? Я этого не сказал. Я хочу воспользоваться пятьдесят первой статьей[5].
— Все равно, пусть дежурный адвокат подойдет и распишется в протоколе. Я хочу зафиксировать, что вы отказались от реально предоставленного вам защитника. — Ушлые задержанные, знакомые с юридическими тонкостями, любят потом заявлять, что следствие их пытало, допрашивая без адвоката, вводило в заблуждение относительно их права на защиту, и это дезавуирует их показания, данные в ходе таких допросов.
— Зачем нам с вами адвокат? — спросил задержанный. — Лучше мы вдвоем побеседуем, — и расправил на столе руки со следами от наручников.
— Но если вы не собираетесь давать показания, нам не о чем беседовать. — Я тоже постаралась улыбнуться, но такой безмятежной улыбки, как у подследственного, у меня не вышло.
— Да найдем о чем поговорить. — И задержанный подмигнул мне. Его оскал мне страшно не понравился.
В дверь постучали. Мои нервы были так напряжены, что я вздрогнула, и клиент это заметил. В дверь просунул голову дежурный адвокат, я обратилась к задержанному с вопросом, не передумал ли он насчет участия адвоката и дачи показаний, но задержанный твердо отказался от услуг защитника. Защитник же с видимым облегчением швырнул мне на стол ордер, выписанный ему на участие в деле, как дежурному адвокату, быстро черканул свою фамилию в незаполненном еще бланке протокола и отбыл. Мы опять остались с задержанным одни.
Я положила перед собой бланк протокола, который начинался с данных о личности допрашиваемого.
— Как вас зовут? — спросила я.
Опера, естественно, обыскали его, никаких документов при нем не было, и вообще ничего не было. Ни денег, ни сигарет, ни телефонной карты. “Какие выводы?” — поинтересовалась я у Мигулько. “Либо машина его ждала за поворотом, либо лежбище рядом”.
— Петров Игорь Юрьевич, — с готовностью ответил задержанный.
— Где вы живете?
— Я не местный, приехал из другого города, хотел хату снять, не успел.
— Не местный? А вещи ваши где?
— А вещи в камере хранения на вокзале.
— И документы тоже?
— А документы у меня украли в поезде.
— А вещи на каком вокзале? Можем съездить забрать, а?
— А я забыл ячейку. А что! Вас бы так заломали, вы бы тоже все позабыли. — Задержанный на глазах преображался, лепил из себя простого деревенского парня, и довольно удачно, я бы поверила, если бы десять минут назад не наблюдала в этом кресле жесткого бойца с хорошей реакцией, плюс к тому и недюжинного психолога — вон как он со мной разделался, в шесть секунд заставил меня освободить его от наручников и выпроводить всех присутствующих.
Темп беседы между тем нарастал крещендо. Но мы еще не ссорились, просто двигались на ощупь, он в свою сторону, я в свою.
— А вокзал помните?
— Не-а.
Я даже не могла упрекнуть его в том, что он откровенно издевался, столько искренности было во взгляде и в интонации.
— Ну а приехали-то откуда?
— Да я же сказал, у меня от страха все отшибло, ничего не помню.
— А имя свое помните?
— А имя свое помню.
— А что еще про себя помните?
— А что я еще должен помнить? — простодушно удивился он.
— Зачем приехали сюда, где работали, кто ваши родственники?
— Знаете, гражданка следователь… — Он замялся, делая вид, что вспоминает, как меня зовут, хотя я понимала, что он прекрасно запомнил не только мое имя-отчество, но и фамилию. — Знаете, Мария Сергеевна, шел я себе, никого не трогал, как вдруг слышу — стреляют. Я и побежал, а за мной — трое бугаев. Ну, я и подумал, что это те, кто стрелял, хотят свидетеля убрать, я же как раз там мимо проходил, мог все видеть. А что бы вы на моем месте сделали?
— Хорошо, — терпеливо сказала я, подперев рукой подбородок. — Вы знаете, зачем у вас смывы взяли с ладоней? И с запястий?
— Смывы? А что это?
— Это вам ладони обтерли и в конвертик положили марлечку.
— Буду знать. — Он с интересом смотрел на меня.
— На этой марлечке найдут крошечные частички пороховой копоти, а может, еще и микроскопическую стружку с гильзы, и это будет означать, что вы совсем недавно стреляли. На пистолете, который вы выбросили за ограду хлебозавода, есть ваши отпечатки (это я сказала без особых угрызений — если эксперты их не найдут, это еще не значит, что их там не было).
— Та-ак. — Он, сидя напротив меня, тоже положил подбородок на сложенные руки. — И что же?
— А то, что на фоне показаний тех, кто вас задерживал, ваши сказки про “шел мимо, упал, очнулся, гипс” никого не убедят.
— Как вы сказали? — Он на секунду посерьезнел, но тут же сразу заулыбался.
— Господин Петров, — его фамилию я произнесла с изрядной долей иронии, поскольку не была убеждена, что так его звали от рождения, — глупо отпираться от очевидного.
— Тут вы правы, — легко согласился он. — А можно мне в туалет?
“Началось”, — подумала я. Почему-то я все время ждала подвоха от своего подследственного.
Я встала и выглянула в коридор. Два опера, сидевшие на скамейке у двери, сразу поднялись и вытянулись в боевой готовности.
— Отведите подозреваемого в туалет, — сказала я и добавила, понизив голос: — Только смотрите в оба.
Оба сотрудника отдела по раскрытию умышленных убийств изобразили мимикой, что предупреждать их об этом излишне в связи с огромным опытом по конвоированию киллеров в нужник для отправления естественных надобностей, а также в связи с нечеловеческой бдительностью, в силу чего никаких непредвиденностей быть не может. Я посторонилась. Один из них зашел в кабинет и ловко нацепил на задержанного наручники, сковав ему руки за спиной, а я пока пошепталась со вторым, краем глаза отмечая, что в присутствии оперов клиент снова стал жестким и угрюмым. Оперативник вытащил его из-за стола к двери и, подталкивая в спину, повел в направлении туалета. В коридоре клубился народ — на скамейках у противоположной стены сидели какие-то гопники в густых бородах, возле открытого окна, как раз напротив туалета, курил молодой парень — наверное, свидетель, вызванный в отдел. Двери в кабинеты были открыты, туда-сюда сновали сотрудники с бумагами в руках, стоял неясный гул.
Мой клиент и конвоирующий его оперативник двигались по коридору, а второй опер поотстал от них и по моей команде тихо сказал в спину киллеру:
— Игорь!..
Как я и ожидала, задержанный никак не отреагировал на оклик. Еще выходя из кабинета, он цепким взглядом охватил коридорное многолюдье. Если бы народу вокруг не было, он бы обернулся, ища, кого это позвали, просто машинально, как и девяносто девять процентов всех нормальных людей. Но в его мозгу отложилось наблюдение, что в коридоре полно мужчин, звать могли кого угодно. Конечно, это к делу не подошьешь, но я лишний раз убедилась в том, что имя Игорь для него неродное, впрочем, как и фамилия Петров.
Перед самыми дверьми туалета задержанный остановился. Я слышала, как он лениво сказал сопровождающему:
— Штаны мне ты расстегнешь?
Конвоир непонимающе дернул плечами, а задержанный для наглядности, не оборачиваясь, пошевелил руками, закованными в наручники. Да, действительно, пописать с руками за спиной ему было бы проблематично. Конвоир обернулся и кивком позвал на помощь напарника. Все трое скрылись в туалете, а я напряженно ожидала их возвращения, стоя у дверей кабинета. Что-то у меня было неспокойно на душе.
Туалет в убойном отделе представлял собой каморку с расколотым унитазом. Как они все втроем туда утолкались — для меня было загадкой, но раз уж там оказалось двое охранников, значит, они решились снять с задержанного наручники. И значит, один каким-то непостижимым образом поместился рядом с задержанным, а второй должен перекрывать собой выход. Как раз в тот момент, когда я представила себе толкотню в отхожем месте, с грохотом распахнулась дверь этого самого отхожего места, и в коридор спиной вылетел один из оперов, а прямо через него пронесся, как ягуар в прыжке, наш задержанный. И несся он к окну. Упавший на спину опер барахтался на полу, как раздавленный жук, кверху лапами; из туалета с опозданием вывалился второй опер, держась за лицо и поэтому плохо ориентируясь в пространстве.
5
Ст. 51 Конституции Российской Федерации гласит, что Допрашиваемый вправе не свидетельствовать против себя и своих близких родственников. Аналог американского правила “Миранды” — “Вы можете хранить молчание…”.