Я хлопнул друга по плечу, пожелав ему доброй ночи, понимая, что процесс выбора с последующим подписанием договора может затянуться, а сам направился на второй этаж в знакомый кабинет. Едва открыв дверь, я почувствовал странность изменившейся обстановки. Визуально все оставалось прежним: мягкий полумрак, покрывающий комнату даже самым ярким днем, тяжелые шторы на окнах, густой ковер с причудливым рисунком, массивный рабочий стол с креслом возле камина. Еще пара диванов, на одном из которых полулежала расслабленная женщина, рассеянно перебирающая пальцами ягоды нимшоры в тарелке, стоящей подле нее. Прикрыв дверь, я понял в чем дело: обстановка оставалась мертвой. Куда делась бешеная наэлектризованная атмосфера яростной страстной души, заключенной в маленькое гибкое тело, будь то общение со слугами, работницами или клиентами? Куда пропали яркие льйини живого ума, окружающие меня своей непосредственной прямотой и темпераментом, едва я брался за ручку двери? Непривычные и неожиданные эмоции, которые заставляли меня возвращаться сюда раз за разом? Все это было надежно скрыто и висело теперь тяжелым амулетом в глубоком декольте ее платья.
Я нахмурился.
— Ты купила себе новую игрушку? — Мои руки сложились на груди, тем самым подтверждая мое недовольство.
Золотисто-коричневые глаза взирали на меня из-под густых теней, отбрасываемых пушистыми смоляными ресницами. За блеском разноцветных одежд и красотой еще молодого тела, сохраняющего юношескую гибкость и бархатистую мягкость кожи, за чуть капризно надутыми губами и немного недовольным, но открытым взглядом я разглядел бьющийся в тисках железной воли страх перед наступающей старостью.
Моя щека дернулась помимо воли, и, не скрывая разочарования, я подошел к дивану и откинулся на подушки. Маленькая головка Нидии дернулась, как от пощечины, так что звякнули длинные цепочки-сережки.
— Здравствуй, Кирсаш. Это все, что ты можешь сказать мне при встрече? — Ее голос был очень музыкален, а любая фраза звучала перетекая, как строка из песни.
— Не понимаю, чего ты ожидала, устроив подобное? — Я скривился, резким движением кисти указывая на амулет, скрывающий ее Льйи Тайги.
Даже поджатые, ее губы оставались полными и чувственными.
— Чего ожидал ТЫ?! — воскликнула она, ярясь, и я сдержал улыбку, обнаруживая, что прежняя Нидия тоже была где-то там и никакой амулет, никакой страх не мог полностью заглушить ее буйный нрав. — Пропадаешь на цикл, а потом вдруг сваливаешься неожиданным образом… весь в какой-то пыли…
Во время своей тирады она вскочила, уперев руки о крутой изгиб обтянутых полупрозрачной тканью бедер. Потом вдруг резко обмякла, ее голос упал до шепота:
— Ты не понимаешь, что я чувствую.
— Сними эту штуку, — я чуть подался к человечке, протягивая к ней руки, из которых она ловко выскользнула, — и я пойму.
Нидия отпрянула обратно на диван, забиваясь в угол и возводя между нами стену из подушек.
— Нет, — она отчаянно замотала головой, — уже поздно. Последний выход был, скорее всего… последним.
Я, нахмурившись, смотрел на нее. Как могло получиться так, что, наслаждаясь силой буйства ее эмоций и всепоглощающей любви ко мне, я не разглядел отчаянного до безумия желания жить?
— Все умирают. Рано или поздно.
— Но кто-то настолько поздно, что может пережить вечность! — выкрикнула она из своего мягкого укрытия.
Я пожал плечами, а она тихонько заскулила, пряча глаза. Это привело меня в бешенство и заставило вскочить.
— Ты спросила, чего ожидал я?! — Шипение заставило ее задрожать, или мои пальцы слишком сильно сжали ее горло — когда-то это ей даже нравилось. — Так вот, я ожидал чего угодно: гнева, бешенства, истерики, наконец, но не монотонного нытья!
Моя рука расслабилась, и она, задыхаясь, упала обратно на подушки. Забрав тарелку с нимшорой, я вернулся на диван, закидывая в рот сразу несколько ягод. Человечка отдышалась и теперь внимательно рассматривала меня, настороженно подобравшись, прижимая колени к груди.
— Ты встретил кого-то. — Ее пораженный голос прозвучал в тишине легким перезвоном, я всегда удивлялся мастерству, с каким строители Домов развлечений умудрялись сделать так, что ни единый звук не мог перетечь из одного помещения в другое.