И дернула меня за ноги вперед.
Ойкнув и потеряв равновесие, я упала к Донскому на колени — прям плюхнулась на него с размаху, оседлав его вытянутые ноги. Которые он тут же сложил в коленях, прижимая ими меня к себе.
— Попалась! — торжествующе вскричал, набрасываясь на мою шею и грудь с поцелуями.
От близости моего тела его совсем повело — он, похоже даже не соображал, что не сможет ничего, кроме поцелуев, сделать с завязанными за спиной руками. Однако и я ничего не могла сделать — его колени придавили меня к возбужденному мужскому телу намертво — ни встать, ни охнуть.
— Пустите!! — пропищала, пытаясь выпростать руки, также зажатые между нашими телами вместе с телефоном.
— Ты кое-что… обещала мне, Максимова… — рычал он, с животным урчанием вылизывая дорожку к моей груди.
— Я обещала… помочь…
— Как? Как ты обещала… помочь? — подопнув меня коленом выше, он зарылся лицом между моих грудей. — Скажи, что хотела дать мне кончить промеж твоих сисек?
Я всхлипнула, понимая, что каким-то образом оказалась во власти полностью обездвиженного мужчины.
— Хотела… хотела словами… и подушку дать…
Я действительно собиралась принести ему с дивана большую, мягкую подушку и устроить нечто вроде стриптиза с аудио-озвучкой. В таком состоянии ему бы хватило. Ну, а если не хватило бы — я бы может и потрогала его там. Через штаны.
Однако теперь, похоже, я сама оказалась в роли подушки.
— Подушку, говоришь? — процедил он злобно. Зубами подцепил кромку моего лифчика — снова надетого…
И крепко схватил зубами мой оголенный сосок.
— Ай! Больно, больно! — я заерзала, пытаясь отстраниться, вырваться — что угодно… лишь бы спасти чувствительное место от этих острых зубов. Но он только сильнее прикусывал, явно не собираясь меня отпускать.
Потом все же отпустил на пару секунд — даже нежно зализал укус, будто успокаивал меня.
— Ширинку расстегнула, и руку мне на член! — приказал глухим голосом. И не успела я опомниться, снова схватил сосок зубами — одновременно медленно опуская вниз свои ноги, чтобы дать мне возможность маневрировать руками.
Вот же сволочь! Теперь он кусал не очень больно, но все равно будет саднить несколько дней… И чуть дернусь, давал понять, что может и сильнее.
— Гад! Вы просто… просто гад! — я хотела выругаться сильнее, но побоялась. Попробуй тут выругайся, когда крепкие зубы готовы вонзиться в вас так, что искры из глаз полетят.
Выпростав из плена одну руку, я уперла ее в батарею за головой Донского — чтобы не лежать на этом мудаке всем телом, будто я льну к нему. Не знаю правда, долго ли я смогу выдерживать этот жар всей пятерней… и другой жар — нацеленный мне прямо между ног.
Напоминая о том, что я должна сделать, он куснул сильнее.
Я вскрикнула.
— Вы меня… без груди оставите!
Он что-то промычал и странным образом это отозвалось у меня в промежности — настойчивым, горячим и крайне позорным зудом. Потому что я не должна даже грамма удовольствия получать в таком унизительном положении.
Предательство собственного тела разозлило меня вдруг ТАК, как не смогли бы и десяток деканов со своими зубами и тыкающимися в меня членами.
Хочет, чтобы я тупо отдрочила ему?
Отлично. Сделаю. От меня не убудет.
Но больше он не получит от меня НИЧЕГО и НИКОГДА. Пусть хоть исстрадается. Иссохнет пусть весь, представляя, как имеет меня на своем столе и прочих предметах мебели — не посмотрю даже в его сторону! Он достаточно выдал себя, чтобы я догадывалась, как долго он хотел меня, и ему явно будет недостаточно одной моей руки.
Переполненная злой решимостью, я дотянулась до его ширинки, расстегнула молнию… и сжала сквозь ткань боксеров то, что само напоминало батарею. Точнее, водопроводную трубу с горячей водой.
Матвей Александрович тут же отпустил меня — причем, похоже, что неосознанно, в угаре высочайшего, сметающего все на своем пути удовольствия.
— Хорошо… Максимова… Лера… о да, вот так… — глаза его закатились, бедра выстрелили вверх, толкая член мне в руку…
И вот тут-то бы и сбежать…
Но что-то остановило меня — я бы хотела сказать совесть. Но если уж быть с собой честной… нет. Не совесть.
Мне вдруг захотелось проверить, как будет выглядеть красивое, мужественное лицо нашего декана еще через пару секунд, когда я дотронусь до него уже кожа к коже… И потом, когда пробегусь несколько раз по его эрекции пальцами, сожму пару раз, двину вверх-вниз и он взорвется — с хриплым, протяжным стоном изольется мне в руку и себе на живот, содрогаясь в оргазме, ругаясь и зовя меня по имени.