Но воспоминания быстро рассеивались, тонули в мутном болоте настоящего. Сон сменялся короткими периодами бессмысленного бодрствования, иногда похожего на сновидение, а иногда ослепительно-яркого, болезненного, словно порез. Время от времени его будили, и он никогда не знал, кого увидит в следующий миг, хотя обычно выбор был невелик.
Сегодня он проснулся от легкого прикосновения к плечу, звука своего имени, произнесенного тихим женским голосом. И тут же в глаза ударил белый, слепящий луч.
— Свет! — крикнул он, закрываясь локтем. — Убери!
Порой глаза легко переносили блеск светильников, а бывало, самая слабая искра причиняла мучительную боль.
— Извини, — прозвучало в ответ торопливое. Слепящее сияние погасло. Едко запахло сгоревшим фитилем и горячим маслом. — Так лучше?
— Да.
Он опустил руку и своим обострившимся зрением смог различить девушку, стоящую рядом с ним на коленях. У нее были коротко остриженные темно-русые волосы, худое лицо, тревожные глаза. Белая рубашка, напоминающая цветом тогу заклинателя из ордена Варры.
— Ты Нара? — произнес он полувопросительно. — Я тебя помню.
От нее пахло листьями, мокрой землей, мхом, древесной корой. Эти ароматы так плотно впитались в ее одежду и волосы, что стало понятно — она много времени провела в лесу.
— Сагюнаро, — прошептала девушка, убирая за уши растрепанные волосы, падающие на глаза. — Я недавно вернулась. Я знаю, что произошло.
— А что произошло? — Он приподнялся, отметив мимоходом, что обе его руки выглядят нормально. Костяное оружие шиисанов исчезло.
— Рэя и Гризли пытались убить. Руам и остальные. Но твоим друзьям удалось бежать. Их унес черный кодзу.
Пленник промолчал, не показывая, что ему уже известна эта информация.
— Какие еще новости?
— Я подслушала разговор Ари с Руамом. Они собираются… — Нара придвинулась ближе. Ее глаза блестели в темноте, дыхание долетало до одержимого теплым обрывистым ветром, шепчущим: — Они надеются с твоей помощью управлять хозяином шиисанов.
Заклинатель невольно рассмеялся:
— Это невозможно.
— Руам говорил — возможно. — В голосе девушки зазвучал явственный страх. — Он знает как. Но пока у него не получается. Ты сопротивляешься.
— И зачем им это надо? — Сагюнаро сел, поморщившись от громкого, колючего шелеста сухой соломы.
— Поработив повелителя шиисанов, можно получить власть над армией неизгоняемых… — Нара замолчала, передернув плечами. В ее взгляде, устремленном на собеседника, застыла реальная паника. — И мне даже представить страшно, для чего им это нужно.
— Почему ты рассказываешь мне об этом? Ты же должна быть на их стороне?
— Сначала меня… нас с Казуми просто учили заклинать духов. Давали новые мощные формулы. Именно за этим я и пришла сюда. Учиться! А не участвовать в тайных заговорах! — Нара повысила голос и тут же замолчала, опасаясь, что ее услышат.
— Если бы я мог связаться с Рэем…
— Ты уверен, что он жив? — осторожно спросила девушка.
— Да. Уверен. Но я ничего не могу сделать. Ты должна сообщить в Варру о том, что здесь происходит.
— Я попытаюсь, — ответила она не слишком твердо. — Но меня перестали выпускать из храма. Постоянно следят. Мне чудом удалось пробраться к тебе. И пора уходить, пока не хватились.
Она быстро поднялась и, глядя сверху вниз на Сагюнаро, попросила:
— Сопротивляйся. Ладно?
Он усмехнулся в ответ, проводил взглядом девушку, торопливо поднимающуюся по лестнице. Когда дверь за ней закрылась, снова прикрыл глаза.
Шарх — повелитель шиисанов. Рэй говорил о нем. По всей видимости, узнал что-то от кодзу. Можно было догадаться, что пожиратель мыслей не оставит друга в покое. В этот раз он помог ему, но что будет потом? Чего он потребует за услугу? Впрочем, Рэю всегда удавалось победить, обмануть, убедить любую потустороннюю сущность. Потому что тот был живым, самодостаточным, цельным и никогда не принадлежал миру духов, как Сагюнаро с самого рождения…
Ладонь левой руки закололи сотни невидимых игл. Словно меч рвался вновь искупаться в крови. Пленник машинально вытер пальцы о штаны и только сейчас обратил внимание на то, во что одет — это была свободная льняная курта с черными символами, пересекающими грудь. Дорожки крови прочертили на них запутанные узоры, но те оказались вполне узнаваемы. Те же самые знаки опоясывали ткань на каждой ноге на уровне колен.
Призыв потусторонней сущности. Непрерывный, настойчивый. Он должен был звучать для нее как аромат свежей крови, как звон медного колокольчика для медори или запах тухлого мяса для ксамику. Неудержимый, влекущий зов.
Сагюнаро поднялся, рванул одежду за воротник. Материал на груди разошелся с треском. Символы распались на две части. Это должно было прервать призыв или хотя бы ослабить. Во всяком случае, он на это надеялся.
«Если долго всматриваться во тьму, рано или поздно тьма начнет смотреть на тебя», — фраза из какой-то книги, одной из тех, что он так много читал прежде, неожиданно всплыла в памяти. Кажется тогда, в далеком счастливом прошлом, это иносказательное выражение понравилось ему. Но он не думал, что придется испытать его на себе.
— Я не должен смотреть во тьму… — повторил он вслух.
Почти то же самое, только другими словами, ему говорил Рэй — не убивать людей, не упиваться местью, сдерживать своего шиисана. Правильные советы, если бы еще получалось следовать им…
Армия неизгоняемых. Неужели маги Румунга обезумели настолько, что готовы пойти на это?
Сагюнаро лег, уткнувшись лицом в солому. Она колола кожу, лезла за воротник и забивала ноздри оглушающим запахом луга. Это было настоящее ощущение, которое позволяло удержаться в реальности. Он не хотел думать о том, что случилось с ним в день духов. Не хотел думать о пещерах, о своем несостоявшемся перерождении. Раньше он лечился воспоминаниями о Торе. Смелой, яркой и тоже настоящей, как запах луга и колючее прикосновение сухой травы. Но затем понял, что она начала вызывать у него единственное желание — впиться зубами в ее гибкое, сильное, живое тело. Это ощущение оказалось настолько острым, что он предпочел отказаться от мыслей о девушке, которая была так симпатична ему.
Забыть о ее письмах, в которых она рассказывала о себе, своей матери из Суры и отце-хагурце, знаменитом акробате, который сорвался во время выступления с трапеции и разбился. О мире цирка, наполненном праздником, тяжелым трудом, победами, поражениями и новыми победами. Чем-то похожем на его мир — только в нем людей, не сумевших совершить новый кульбит, не пожирают гаюры, а гимнаста, решившего помочь партнеру, не превращают в одержимого. Еще они играли в забавную игру. Тора описывала невероятные, странные, пугающие события, которые происходили с ее друзьями или знакомыми. Сагюнаро отвечал, какой именно дух напал на возчика, кто прятался в подвале заброшенного дома, отчего футон может оказаться перевернутым последнего числа первого весеннего месяца, или почему нельзя рассказывать детям страшную историю про коровью голову. Еще он делился с ней воспоминаниями о прекрасных сущностях, которые приходят к умным, честным, отважным людям, чтобы помогать, учить, защищать их или просто порадовать. Мудрый блистательный иумэ любил настойчивых, преданных своему делу, талантливых ученых. Руг щедро награждал отважных воинов, посвятивших себя защите слабых. Анносу любил смелых, веселых детей и часто присматривал за ними, выручая из сложных ситуаций или отводя болезнь… Этими историями Сагюнаро пытался показать Торе, что в мире существуют не только кодзу, шиисаны или журы, сделать ее мир хоть немного добрее, легче и светлее… Иногда он пересказывал ей свои приключения, естественно упуская многое. И понимал, что циркачка — единственный человек, не заклинатель, с которым он может так легко общаться. Но теперь и это успокоение было для него потеряно.
Оставалось только дожидаться появления Руама. И по запаху, который тот приносил с собой, догадываться, что происходило в мире за каменными стенами — лил дождь, солнце раскаляло пыль на площади, совершался обряд подношения духам, велась долгая тренировка или служение в храме.