— Мы там были, уважаемый. Нам бы другую дорогу.
Гончар оторвал взгляд от пляшущих языков пламени, и на его лице отразилось нечто, что можно было бы назвать работой мозга. Ловец был узнан. Голова ремесленника мотнулась в направлении прохода, более похожего на междомовую щель.
— Спасибо, мастер.
Проспект, по которому он шел, назывался "пер. Широкий", во всяком случае именно такая табличка была прибита на одной из стен. Тащить Сашку становилось все невыносимее. Переулок в нескольких местах сужался так, что Ловец задевал боками стены домов.
"Если маги и избрали позицию невмешательства, то чего они хотят? — задался очередным неудобным вопросом Ловец. — Хотят расшатать ситуацию в стране и… Взять власть. Банально. Как банально… У них и так власти столько, что если бы они хотели распоряжаться уровнем цен на подсолнечное масло и картошку, то давно бы этими ценами распоряжались".
Ловец пренебрег всеми запретами и всеми уровнями конспирации, применив заклинание очищения организма. Он чистил Сашку. Даже если маги и увидят эту несанкционированную вспышку магической Силы, то не вмешаются. Ловец был абсолютно убежден в этом своем чувстве, переросшем в уверенность. Если уж они молчали ранее, то будут молчать до конца.
— Чем это воняет? — Студент проявил свое возвращение из наркотического забытья.
— Тобой.
— Чем это воняет? — Ловца не услышали.
Сашке залепили оглушительную оплеуху.
— Спасибо.
— Не за что.
Студент попытался подняться. Его шатало. Стены домов превратились в потолок и пол одновременно.
— Где я? — Попытка парня удержаться без помощи Ловца провалилась. Он упал на камни переулка Широкий.
— Значит так, любознательный мой, если ты еще раз позволишь себе взять в рот…
— Чего?
— … взять в рот сигарету или выпить напиток крепче кваса, то я из тебя сделаю отбивную, — еще одна звонкая пощечина оставила бело-красный отпечаток на лице студента.
— За что?
— За излишние фантазии. Воображать меньше надо.
— Не понял. — Сашка пополз по стенке вверх.
— Фантазии свои оставь при себе. Если не сможешь, то придумывай что-нибудь полезное.
— Например, что? — До Сашки потихоньку начало доходить, что он сделал что-то совсем из ряда вон выходящее, раз Алекс так рассержен, так разгневан, да что там, раз Алекс так взбешен.
— Придумай всеобщее счастье на земле. На худой конец подумай о том, как прекрасно было бы, если бы в этом городе воцарился мир и порядок.
— Конституционный порядок? — спросил студент, не поверив, что смог без запинки выговорить слово "конституция". Перед глазами поплыли TV-картинки из Грозного. — Ой, пожалуй, нет. Не могу я такого порядка.
— А раз не можешь, так и не думай об этом. Я понятно излагаю?
— Угу.
— Ну, раз угу, тогда обопрись на меня и пошли отсюда.
Переулок Широкий хоть и не оправдывал своего названия, но мог претендовать на название длинный. Петляя, поворачивая, пересекая улицы, переулок вел путешественников в обход главных магистралей города. Несколько раз им попадались случайные прохожие, которые сначала внимательно осматривали бредущую парочку, и лишь потом, сочтя их вполне безопасными, шли на сближение. В разговоры не вступали, короткий кивок вежливости и быстро расходились каждый в свою сторону.
Город был напуган. Страх сочился из всех щелей полутемного переулка.
— Что происходит-то? — поинтересовался Сашка, потихоньку возвращаясь к действительности. Жутко болела голова.
— Погром происходит, — где-то бухнул то ли взрыв, то ли гром.
— И кого громят?
— Всех нелюдей и еще друг дружку потихоньку.
— А-а, ну ясно, — соврал Сашка, терявшийся в догадках о том, каким это боком он, сугубо миролюбивый человек, причастен к начавшемуся погрому. Политическим экстремистом он себя не считал и уж тем более не причислял себя к террористам.
Ловец молчал. Он понимал, что парень пребывает в сомнениях, но не спешил их развеивать. Да, Сашка был ни причем в развернувшихся буйствах. Он лишь создал повод, дал толчок неконтролируемому процессу, который покатился сам собой. Масса разгоряченного дворянства, непонятные и еще более возбуждающие происшествия на Сейме и на тебе, пожалуйста — "нарушение правовых основ функционирования мультикультурного гражданского сообщества".
Ловец несколько раз повторил по слогам айсбергом всплывшую в памяти фразу. Припомнил еще несколько подобных остатков бреда и не смог их перевести. Смутное понимание было, но лишь очень смутное.
Переулок вывел на очередную площадь, пересеченную полуразрушенной от старости городской стеной. За этой крошащейся развалюхой и находилась дилижансная станция. На территорию вольного города людей королевской службы допускают только по специальному приглашению.
Чины дорожной полиции столпились на деревянной башенке обозрения и живо интересовались происходящим в нелюдских кварталах. Шло бурное обсуждение причин и последствий столь массового нарушения высочайше одобренных законодательных актов. Большинство склонялось к тому, что ничего не произойдет, то есть погромщики ближе к вечеру мирно разойдутся по домам, а городской совет завтра состряпает приемлемое объяснение в Коронный совет.
И все же полицейские радовались, что рыцари поставили-таки на уши этот зажравшийся городище. А то развили тут… Даже губернатор провинции, державший резиденцию в таком городе, выступал в роли просителя и королевского посла. Каждый раз, когда хотели сократить что-то из длинного списка привилегий, натыкались на сопротивление, основанное на стародавних статутах. Вот теперь терпите дворянскую вольницу. На это тоже есть соответствующий пунктик.
— Ну, и куда вы прете? — поприветствовал их постовой.
— Дилижанс на Рокан ушел? — столь же любезно отозвался Ловец.
— Нет еще.
— Мы на него.
— Не пустят вас в карету, гере рыцарь, — постовой заметил, наконец, рыцарский меч на поясе у Ловца.
— Почему?
— Ваш паж, сударь, мочой провонял.
— Ничего. Я подгузники сменю, — попробовал высказаться Сашка, за что тут же получил кулаком в бок. Ловец слов на ветер не бросал.
Их пропустили.
Но штаны все равно пришлось снимать.
Сашка переодевался под пристальным взглядом городского представителя на съезд старшин. Тот сидел на лавочке перед конюшней и смотрел, как запрягают лошадей и как переодевается парень, которого не пустили в здание станции. Студент пытался хоть как-то спрятаться, но везде натыкался на оловянный взгляд депутата. Сашке было очень неудобно.
— Что ж вы так на меня смотрите, уважаемый? — поинтересовался паж благородного рыцаря Алекса д` Кина.
— Думаю, куда же катится наше Богами хранимое королевство, когда будущий рыцарь, будущая опора короля и отечества занимается таким непотребством на виду у стольких людей?
— Да, вы правы, гере, и куда мы катимся, — Сашка застегнул ширинку. — Бардак в стране.
"Это настоящая катастрофа! Они появляются по всему городу, нападают на людей и убивают. Убивают безжалостно, убивают всех — детей и стариков, солдат и мирных жителей Города. Они нападают даже на нелюдей, даже гоблины стали их жертвами.
Власти бездействуют и не знают, что это такое. Где полиция? Где войска? Где маги?
Мы, жители Города, жители столицы нашего Королевства Трех Морей, взываем к Богам, чтобы они умерили свой праведный гнев и освободили нас от этой страшной напасти…".
Журналистский вой назывался "КОНЕЦ СВЕТА". Аршинные буквы занимали все оставшееся место под рисунком, изображающим волкоподобную морду человека. Свежая газета еще пахла типографской краской и, казалось, хранила теплоту печатных станков.
— Что будем делать? — Марго посмотрела на шефа красными от недосыпа глазами. От ее точно выверенной, затянутой в тугие платья неприступной холодности не осталось и следа. — Мы можем арестовать тираж.
Эрман лишь хмыкнул и свернул газетное полотно.
Он уже давно не видел себя в зеркале, но прекрасно понимал, что выглядел ужасно. Наверное, еще более ужасно, чем те несколько трупов, которые они рассматривали в анатомическом театре морга столичного полицейского управления. Волчьи пасти на вытянутых мордах, неприятные изгибы полурук и полуног, когти и клыки. Шли третьи сутки аврала. В отличие от них он был жив.