— Так точно, товарищ Круглый, — ответил Беспалов.
Не в начальственной манере Круглого было обсуждать свои планы с мелким милицейским чином. Он просто приказал:
— Посади их в «воронок». Сейчас я за ними заеду, — и бросил шоферу: — Налево, к Кирпичному проезду! В 19-ое отделение!
И у него отлегло от сердца — кажется, он-таки придумал, как ему явиться на «Уралмаш» и купить этих забастовщиков! Он привезет им этих арестованных, из-за которых начался весь сыр-бор, — Стасова, Обухова и Колесову. Пусть возьмут их, пусть подавятся, а завтра уже утром эти Стасов, Обухов и Колесова, наверняка, пойдут во главе похоронной колонны, и на кладбище мы их снова арестуем! Да, это замечательная идея, даже московский бульдог Зотов не допер до такого трюка!
Спустя несколько минут черный обкомовский лимузин и колонна из шести грузовиков-рефрижераторов притормозили у Кирпичного проезда. Здесь, как и было приказано, их уже ждал милицейский «черный ворон». Взревев мотором, он присоединился к колонне, стал сразу за лимузином Круглого. При этом Круглому и в голову не пришло хотя бы взглянуть на тех, кого он решил подарить рабочим «Уралмаша».
Но именно в этой мелочи и заключалась вся хитрая подлость Истории.
Тем временем вокруг «Уралмаша» текла уже налаженная бивуачная жизнь. Палатки плохо защищали солдат от мороза, и поэтому все, кто мог, прятались в армейские машины — грузовики, «газики», легкие бронетранспортеры — жгли горючку для обогрева кабин. Все пространство вокруг кирпичного забора «Уралмаша» было заполнено гулом моторов и сизым дымом солярки, который не истаивал в морозном воздухе, а висел в нем гигантскими белыми грибами.
Подъезжая к темной полосе этого оцепления завода, Круглый вновь снял телефонную трубку, связался с диспетчером городской электросети и приказал немедленно дать свет «Уралмашу». Он сделал это только ради собственной безопасности, чтобы не в темноте выступать перед рабочими, но эффект неожиданного возвращения заводу электричества оказался чрезвычайным.
Еще минуту назад во всех цехах завода шли бурные и довольно агрессивные митинги. Темнота гигантских цехов, блики электрических фонариков и свечей, громадные тени, отбрасываемые от выступающих, — все это воспаляло людское воображение, прибавляло решительности немедленно идти и сражаться с силами тьмы, насилия, диктатуры. Яркий электрический свет, неожиданно вспыхнувший повсюду, как-то разом сбил этот пыл, словно осветил людей за каким-то нескромным занятием. Вмиг забыв о своих ораторах и лидерах, тысячи людей ринулись из цехов на заводской двор — неужто мы победили? У-р-р-а!
Да, у людей, что называется, отпустило. Взявшаяся из воздуха, а, точнее, из электрического света мистическая надежда на мирный конец конфликта с властями разом освободила их души от потайного сознания смертельного риска их затеи — так на фронте даже самый храбрый солдат рад любому перемирию, а еще больше — миру…
— У-р-р-а-а!..
Услышав из-за заводских ворот этот ликующий крик нескольких тысяч глоток, Круглый окончательно приободрился: настал его звездный час! И, выйдя из машины на свет ярко вспыхнувших прожекторов у Центральной проходной «Уралмаша», он живо, молодо подобрался своим полненьким телом, как-то статно развел плечами под своей канадской дубленкой и, не тая победной улыбки, зашагал к закрытым воротам завода и к стоящим в проходной молодым рабочим-«афганцам».
— Откройте ворота! — властно сказал он вышедшему ему навстречу Зарудному. — Я хочу говорить с народом.
— Но вы уже выступали, утром… — сказал Зарудный, и Круглый — большой знаток начальственных интонаций — тут же уловил нотки растерянности в его голосе. Круглый обрадованно усмехнулся:
— Да, выступал. А теперь выступлю вечером. Я привез людям продукты, вы возражаете?
— Нет, — хмуро сказал Зарудный. Если появление света, всего-навсего электрического света, ничего больше, вдруг вызвало у рабочих такую радость, то что же произойдет, когда Круглый откроет перед ними двери рефрижераторов и предложит им мясо, гречневую крупу, рис, масло?
Но остановить Круглого Зарудный, конечно, не мог. Он приказал «афганцам» открыть ворота и, с предчувствием поражения, молча поплелся за въезжающими на заводскую территорию рефрижераторами и милицейским «черным вороном».
А Круглый тем временем сам, по-хозяйски взошел на ступеньки все той же импровизированной трибуны, с которой он выступал утром. Рев толпы — неодобрительный, даже с издевательским свистом, но почему-то без утренней враждебности — огласил заводской двор. Однако Круглый воспринял это уже без испуга. Он поднял руку.