Я верю, что гуманные американские традиции будут достойно продолжены сегодня, во время Вашего голосования. Да благословит вас Бог!
День пятый
31 января 199. года
40
Иерусалим.
17.32 по местному времени.
Надрывный и густой, как при военной тревоге, вой сирены катился по вечернему Иерусалиму. При ее первых же звуках пустели улицы города, люди выскакивали из машин и вбегали в подъезды домов, спешно, с лязгающим звуком металлических штор закрывались витрины и двери магазинов, кафе и мелких лавчонок. В центре города, на рынке последние торговцы торопливо сваливали в тележки остатки непроданных овощей и фруктов и бегом катили их к выходу. Хурма, мандарины и авокадо падали с этих тележек и катились по мокрым булыжникам, но никто из продавцов даже не поворачивался подобрать их. Только кошки сторожили в рыбных рядах непроданную и обреченную на выброс рыбу, да последние покупатели еще пытались что-то купить, совали продавцам деньги, но те грубо отталкивали от себя их руки с деньгами — по рядам уже стремительно шел пейсатый и широкоплечий, как биндюжник, староста рынка и кричал зычно и грозно:
— Шабес! Шабес!
В этот час наступления очередной субботы в верхней части города, в Гило, хозяйка небольшой виллы зажгла субботние свечи и подала на стол праздничное вино и накрытую белой салфеткой халу. Широкое темное платье этой молодой, не старше тридцати лет, худенькой женщины уже не могло скрыть размера ее живота, характерного для женщин не шестом-седьмом месяце беременности. Два мальчика девяти и восьми лет в темных костюмах и белых рубашках с галстуками вкатили в комнату детскую кроватку со спящим годовалым ребенком, поставили ее в угол и тут же сели за длинный обеденный стол, по обе стороны которого уже чинно сидели еще шесть детей-подростков — четыре мальчика в черных праздничных костюмах и галстуках и две девочки в нарядных синих платьях с белыми кружевными воротничками и в белых же колготочках. Самой младшей из сидевших за столом детей было два с половиной года, но и она сидела тихо и чинно, как взрослая. И лишь рука ее нетерпеливо тянула рюмку навстречу десятилетнему брату, который, на правах старшего, разливал всем слабое субботнее вино.
Мальчик совершал эту церемонию, храня на лице строгое, ритуально-сосредоточенное выражение. Сначала налил вино отцу, потом — матери, сидевшей от отца по левую руку, затем гостю, сидевшему справа от отца, и дальше — своим братьям и сестрам в порядке старшинства.
Но при всем своем старании выглядеть сосредоточенными на субботней церемонии, дети не могли удержаться от острых любопытных взглядов в сторону гостя — впервые в жизни они видели такого рослого японца.
Гость тоже с любопытством наблюдал за этой субботней церемонией. Он прилетел в Израиль два часа назад, и это был его первый в жизни ужин на израильской земле. Хотя Бэрола Леви, хозяина этой виллы и легендарного главу израильской разведки, Джиро Йошида знал давно. Точнее — знал о нем по тем статьям в газетах, которые подробно расписывали биографию Бэрола, и часто, наверно, досочиняли ее, приписывая этому рыжебородому крепышу чуть ли не все дерзкие операции Мосада за последние годы. Будучи сам в прошлом военным летчиком и даже командиром авиаполка, Йошида теперь с особым интересом и даже с некоторой завистью разглядывал летчика, который в двадцать четыре года с идеальной точностью разбомбил иракский атомный реактор, а в тридцать организовал похищение из Англии Мордехая Вануну…
— Барух ата адонаи… — генерал Бэрол Леви, закрыв глаза, чуть раскачиваясь всем телом на стуле и, держа руки у своей рыжей бороды, стал негромко молиться над халой. Дети неслышным топотом повторяли за ним слова молитвы. Йошида вежливо прислушивался к гортанным словам незнакомого ему языка. Неужели этот совершенно немелодичный язык с какими-то сухими, как выжженный песок пустынь, согласными, был когда-то языком его народа, а этот субботний обряд со свечами, вином, молитвой над хлебом и эта традиция многодетства — все это могло стать его бытом, жизнью, судьбой?
Йошида мысленно улыбнулся — он вдруг представил себя самого в черном костюме с хасидскими штрипками-кисточками, а свое лицо — в обрамлении длинных пейс и бороды, как у этого Бэрола. Нет, это невозможно!..