Горбачев тихо закивал головой, как еврей на молитве.
— Но почему??!
Горбачев вздохнул и открыл глаза. Этой старой дуре нужно все разжевать и положить в рот, несмотря на ее докторскую степень по марксистской философии.
— Потому что он гениально пользуется ситуацией. Любой ситуацией, даже теперь… — медленно, будто вынужденно проговорил Горбачев. — Как только китайцы нападут, вся страна объединится вокруг правительства, и народ сам арестует мятежников. А потом он быстро уладит и пограничный конфликт…
— А если китайцы не нападут? Ведь он их предупредил, ты же видел!
— Да, это странно — зачем он вылез на экран, если ему нужна война?.. А впрочем… — Горбачев вдруг замолк, пораженный еще одной догадкой.
— Впрочем — что? Ты можешь родить хоть несколько слов? — почти с ненавистью сказала Раиса.
Он посмотрел на нее впервые за весь этот вечер. Как странно! — подумал он. Ведь она ничего толкового не сказала, а лишь задавала свои идиотские вопросы. Но почему именно после ее идиотских вопросов к нему приходят идеи-открытия?
— Что «впрочем»? — теряя терпение, произнесла Раиса.
— Да так… Неважно… — и он опять умолк.
— Почему неважно? Важно! Мне важно услышать хотя бы три слова в день! Ты понимаешь? Мне это важно!
— Не кричи на меня, дура! Ты же слышала, что он сказал: через два часа евреи попробуют прорваться в Китай и начнется война. Что тут неясно?
— Но после его предупреждения ни китайцы, ни японцы уже не осмелятся! Да и евреи тоже…
— Ты думаешь? — Горбачев усмехнулся. — А что, если не евреи нападут на пограничников, а наоборот? Если пограничники нападут на лагеря и начнут там расстреливать — результат ведь будет тот же, верно? Израильтяне ринуться спасать своих! А войдут за ними китайцы или не войдут — неважно. Удар с китайской стороны будет нанесен, и Стриж и Митрохин тут же ударят по Китаю. И — развяжут войну. Потому что только война с Китаем может сейчас вернуть им армию и всех тех, кто перешел на сторону восставших.
— Ты хочешь сказать, что… через час все-таки начнется война с Китаем? — недоверчиво, но уже и со страхом произнесла Раиса.
— Максимум — через два часа, — сказал Горбачев. — У Митрохина и Стрижа просто нет иного выхода. У них нет армии, понимаешь?
— А «спецназ»? А резервы? Ты же слышал, что он сказал…
— Он сказал! — начал злиться Горбачев. — Если бы этот сукин сын был уверен, что войска резерва будут стрелять в народ, он бы давно расстрелял весь Урал, включая свою мать и сестру! В том-то и дело, что у Стрижа и есть армия и нет. Половина разбежалась, а остальные… Где гарантии, что, выйдя из казарм, офицеры и солдаты этого резерва тоже не начнут брататься с восставшими? Не забудь, что в армии тысячи офицеров, которые обязаны своей карьерой мне! Мне, а не Стрижу и Митрохину! Это я выгнал из армии всех брежневских старперов, а молодым освободил места! Даже если половина из них — скоты и не помнят этого, то вторая половина помнит! И они шатаются, они могут пойти с народом против Стрижа! Но если начать войну с Китаем, то все — верные и неверные, преданные и диссиденты — все пойдут спасать Россию под руководством Стрижа и Митрохина! А тут как раз такой прекрасный случай — евреи у китайской границы! Вечно эти евреи!..
Раиса смотрела на мужа в изумлении. Такого длинного монолога она не слышала уже больше года. Но Господи — что он говорит?
Война с Китаем! Через час!
— Миша, ты в своем уме? — спросила она тихо.
— Я-то в своем уме… — шмыгнул простуженным носом Горбачев, вяло и трудно встал с кресла и прошаркал валенками к камину, подбросил в огонь два последних березовых полена. — А вот Стриж и Митрохин — безумцы! Просрут Россию и миллионы поубивают, лишь бы остаться у власти… — он подошел к замерзшему окну и громко застучал в покрытое инеем стекло. Обычно на этот стук приходил из караульной сторожки один из узбеков-охранников, спрашивал «чыво надо?», и Горбачев или Раиса просили солдата внести с улицы дрова.
— Не стучи, их там нет… — сказала Раиса.
— Кого нет? — спросил, недоумевая, Горбачев.
— Солдат. Они еще днем сбежали все…
— Куда сбежали??
— Куда! Куда! Куда все солдаты сейчас сбегают — по домам. Они ж не такие умные, как ты! Откуда они могли знать, что будет война с Китаем?
Горбачев замер у окна, осмысливая ее слова. Еще несколько минут назад все, что он слышал о восстании на Урале, о дезертирстве солдат из армии и даже вся эта речь Стрижа по телевидению казались ему происходящими где-то в ином пространстве, не имеющем отношения к их нынешней жизни. Он так свыкся со своей изоляцией от мира, что и сам изолировал от себя этот мир. И даже то, что охранники этой дачи такие же солдаты, как тысячи тех, кто бегут в эти дни из армии, — эта простая мысль не приходила почему-то ему в голову.