— Сэр, это по поводу Горбачева?
— Клянусь, Майкл, я сказал вам все, что знаю. Но не думаю, что господину Президенту вы нужны как врач. Конечно, вы теперь знаменитость, но, мне кажется, в Вашингтоне еще есть несколько врачей вашего уровня… — и Посол, довольный своей остротой, взглянул на часы. — Good luck, Майкл! У вас восемнадцать минут до звонка из Брюсселя. И переоденьтесь по дороге в аэропорт, вы все-таки летите к Президенту Соединенных Штатов…
Конечно, это по поводу Горбачева, думал Майкл, глядя из окна самолета на приближающиеся острые крыши и шпили Брюсселя. С той минуты, как восемь дней назад армейский вертолет маршала Вязова, словно морковку из грядки, выдернул Майкла из рутины его жизни в Посольстве и бросил к операционному столу Горбачева, все в жизни Майкла закрутилось так, что, черт возьми, уже не он управляет событиями, а они — им. И теперь эти события несут его в Вашингтон на встречу с Президентом США! А у этой «невесты», звонившей из Брюсселя, был такой грудной, с придыханием голос, что — ой-ей-ей! Конечно, в тот день русские врачи не дали Майклу даже прикоснуться к раненому Горбачеву, и только по тому, как они — явно демонстративно — открывали Майклу возможность видеть все, что они делают, он понял свою роль: кому-то было важно, чтобы он, американский врач, следил, правильно ли они оперируют Горбачева. После операции ему объяснили, что это был каприз Раисы Горбачевой, а уже назавтра на 32-летнего Майкла буквально обрушилась мировая слава. Его портреты замелькали в западной прессе, у него брали интервью программы «С добрым утром, Америка!» и «20/20», и он каждый день посещал Горбачева в Кремлевской больнице. Но при этом Майкл все время чувствовал какой-то дискомфорт, словно он присваивает чужую славу. Ведь русские никогда не показывают по телевизору своих врачей, лечащих кремлевскую элиту, не печатают их портреты и не берут у них интервью. А сколько Майкл не подчеркивал в своих интервью, что он только присутствовал при операции Горбачева, тележурналисты пропускали это мимо ушей, а газетчики это слово вообще выбрасывали. И получалось, что Майкл чуть ли не сам оперировал и спас Горбачева. Майкла это коробило — он вообще не был амбициозен. Вот уже четыре года он работает в Москве, получает всего-навсего 67 тысяч в год, в США для врача это вообще не деньги. У него маленькая «трехкомнатная», как говорят в России, квартира (спальня, гостиная, кухня), старенький спортивный «Мерседес» и семнадцатилетняя герлфренд, русская белоснежка, студентка и хористка. Но зато — до этой истории с Горбачевым — у него была масса свободного времени, никаких дежурств в госпиталях, никакой борьбы за клиентуру и никакой головной боли в конце года от того, что приходится платить жуткие налоги Дяде Сэму! Свобода!..
Неделю назад этой свободе наступил конец. «Майкл, вы видели неделю назад Горбачева? Как он себя чувствует?»… «Майкл, пришел телекс от ассоциации американских фармацевтов. Они предлагают для Горбачева какое-то суперновое лекарство»… «Майкл, фирма MedFurniture хочет прислать Горбачеву weelchear специального дизайна»… — «Пошлите их к черту!» И вообще, медицинского смысла в визитах Майкла к Горбачеву не было никакого, у Горбачева было обычное огнестрельное ранение с банальным абсцессом, который быстро рассасывался, и лечили его светила советской медицины. Но Посол настоял на этих визитах: «Майкл, вы теперь не столько врач, сколько дипломат с докторским пропуском к Горбачеву. Я, например, вижу Горбачева не больше пяти раз в год, а вы — каждый день!»
Русские тоже не возражали против этих визитов, поскольку Майкл ежедневно составлял для «Вашингтон Пост» бюллетени о здоровье Горбачева и, таким образом, подтверждал советские сообщения о том, что Горбачев выздоравливает…
— Майкл! Майкл! — нечто фантастическое, влюбленно раскинув тонкие руки, бежало навстречу Майклу в Брюссельском аэровокзале. Нечто из фильмов о Джеймсе Бонде или из рекламы духов «Obsession» — не старше двадцати лет, на длинных ногах, с потрясающей фигурой и стриженная по последней моде коротким бобриком, отчего темные глаза казались огромными, а губы… Господи, на виду у всего Брюссельского аэровокзала она так прильнула к Майклу губами, грудью, животом и ногами, словно исстрадалась от длительной разлуки с любимым и сейчас же умчит его в ближайший отель, в постель…
К сожалению, он даже не узнал ее имени. Она усадила его в арендованный «BMW» последней модели и молча, на предельной скорости вывела машину из аэровокзала, каждую секунду поглядывая в зеркальце заднего обзора. Только убедившись в том, что никто за ними не увязался, она резко свернула обратно и по боковой дорожке вернулась в аэропорт, на стоянку частных вертолетов. Здесь, сказав Майклу лишь «Бон вояж!», она сдала его какому-то пилоту вертолета, скорей всего — сиайэйшнику, а еще через семнадцать минут вертолет доставил Майкла прямо на летное поле НАТОвской базы, к «F-121» — новейшему американскому истребителю, крейсерская скорость которого в три с половиной раза превышает скорость звука. Скафандр, трехминутный инструктаж, как дышать и как выдернуть кольцо запасного парашюта в случае аварии, жесткое откидное сидение позади пилота, пристяжные ремни, приятная музыка битлов в наушниках шлемофона, короткий разбег самолета по ночному летному полю и… в следующую секунду Майкла с такой силой вжало в сидение, словно им выстрелили из пушки. Его легкие, желудок, сердце и печень сдвинулись к лопаткам и позвоночнику, а щеки поплыли с лица назад, к ушам… «Дышать! — услышал он в шлемофоне голос молоденького, не старше 22-х лет, пилота. — Дышать! Сейчас все пройдет!»