2. ИСКЛЮЧИТЬ Н. Батурина из КПСС;
3. Дело о нанесении гражданином Н. Батуриным ущерба физическому здоровью гражданина М. Горбачева передать в гражданский суд Октябрьского района г. Москвы, по месту жительства потерпевшего…»
Предупрежденные по радио, охранники Гостевой дачи распахнули ворота за десять секунд до появления кремлевского кортежа. Лимузин промчался через ворота в глубину соснового парка и остановился перед огромной двухэтажной дачей, на которой когда-то Брежнев принимал Киссинджера. За дачей был большой грибной лес и искусственное озеро с золотистыми карпами. С берега до середины озера лежала низкая эстакада-помост, чтобы Брежнев и его престарелые соратники могли рыбачить, не замочив своих подагрических ножек. А карпов в этом озере откармливали так старательно, что вода буквально кишела и мелкой, и крупной рыбой, карпы прыгали над водой, а порой выскакивали прямо в ведра кремлевских рыбаков…
Выйдя из машины у крыльца дачи, Кольцов увидел неподалеку две старенькие «Лады» и две «Самары». Все четыре машины покрыты пылью и, следовательно, не из Кремлевского гаража. Скорей всего — это машины членов Партийного Трибунала. Телохранитель распахнул парадную дверь дачи. Кольцов и три цэкиста, следовавшие за ним, пересекли по персидскому ковру большой холл со старинной мебелью и оказались на просторной тыльной веранде, которая нависала над озером. Здесь, в тени оформленной в деревенском стиле веранды, сейчас обедали члены Трибунала. На большом столе перед ними было вино, обильные закуски, приготовленные тремя поварихами Дачи, и, конечно, «коронка» гостевой дачи — огромное блюдо золотистых карпов, запеченых с шампиньонами в сметане. Выпивая и закусывая, все члены Трибунала были оживлены, веселы, и, входя на веранду, Кольцов уловил конец анекдота о чукче, ставшем бизнесменом.
Но при неожиданном появлении Кольцова и цэкистов все смолкло.
Кольцов окинул их коротким, но цепким взглядом. Трое женщин и шесть мужчин, всем от 30 до 45 и выглядят, как одна теплая компания на курорте — рубашки у мужчин распахнуты на груди, у женщин плечи оголены… Конечно, сегодня Кольцов уже знал, кто они и откуда — после разговора с Ясногоровым он затребовал из Орготдела ЦК их личные дела. Судя по анкетным данным, система жеребьевки выкинула на этот раз в состав Партийного Трибунала типичных «новогорбачевцев» — от молодого школьного учителя из Сибири Марата Ясногорова и космонавта-киргиза Кадыра Омуркулова до подмосковной журналистки Анны Ермоловой и ткачихи-ударницы Шумковой. Во всяком случае, именно по этому принципу их, видимо, и утвердил Орготдел ЦК в горячке первого дня после покушения на Горбачева, отсеяв остальных кандидатов постарше. Чтобы именно «новогорбачевцы» судили «новогорбачевца» Батурина.
Но теперь, когда Кольцов уже знал их приговор, он взглянул на них иными глазами. Неужели все они — ясногоровы, «неокоммунисты»? Что ж, бой так бой!..
Не удостоив их всех даже коротким «Здрасти», Кольцов швырнул на стол «Приговор» и сказал:
— Что это такое?!
Два листа, на которых был отпечатан «Приговор», разлетелись по столу, один из них попал в салатницу. Ясногоров вытащил его оттуда, оттер от майонеза, посмотрел на первые строки, затем сказал:
— Это наш «Приговор». Я знал, что вы придете в бешенство…
— Мне плевать на ваши провидческие способности! — отрезал Кольцов. — Я хочу знать, как принималось это решение? Кто формулировал?
Он прекрасно знал, кто формулировал, но три свидетеля из ЦК должны услышать это своими ушами. Однако члены Трибунала молчали.
— Наверное, товарищ Кольцов хочет знать, — сказал наконец Ясногоров своим коллегам, — как мы посмели обвинить его в отказе дать на съезде слово Батурину. Не так ли? — он повернулся к Кольцову, и в его огромных выпуклых эмалево-синих глазах не было даже тени иронии.
— Всю вину за покушение на Горбачева вы, практически, переложили с Батурина на партию. Больше того — на самого Горбачева! «Гласность направляется сверху только на критику оппонентов Горбачева»! Кто это все формулировал? — не сбавлял напора Кольцов, глядя сразу на них всех и словно заставляя их объединиться в самозащите.
— Я формулировала, — вдруг сказала невысокая, сероглазая женщина лет тридцати с толстой пшеничной косой и с оголенными сарафаном плечами. — Моя фамилия Ермолова. Анна Ермолова. А товарищ Ясногоров как раз пытался смягчить формулировки разными оговорками. Но я…