— Двадцать два миллиона это десять, максимум — пятнадцать процентов взрослого населения, — сказал Стриж, пользуясь паузой. — А остальные, следовательно, за нас…
— Ловко повернуто, хотя и не точно, — усмехнулся Митрохин, но в следующий миг его лицо стало опять серьезным: — Впрочем, потому я вас и встретил. Но имейте в виду: двадцать два миллиона это тоже не кот чихнул! Так вот: мы можем осуществить все, что вы задумали. Мы устроим битье окон в горкомах партии по всей стране и создадим видимость реальной угрозы существованию советской власти. Но все остальное: аресты всех главарей перестройки и полное восстановление партийной власти в стране — это должно быть сделано самим Горбачевым. Точнее — от его имени. Только тогда страна это стерпит и не начнутся гражданская война и анархия. Конечно, мы сменим все Политбюро, чтобы изолировать Горбачева, но на пенсию мы отправим его только через год, а то и через два — когда все в стране уляжется и встанет на свое место…
— И?.. — спросил Стриж. В рассуждениях Митрохина было здравое зерно, так чего ж тут спорить…
— Вы хотите сказать: кто же все-таки будет вместо Горбачева? Я или вы?
Стриж молчал. Конечно, весь разговор был именно об этом, остальное — детали.
— Хотите вместе? — спросил Митрохин. — Коллегиально?
Стриж молчал. Этот Митрохин сегодня предал своего «крестного отца», а завтра… Впрочем, до завтра еще нужно дожить. А пока Стриж нужен Митрохину для отмазки от партаппарата, чтобы все, что он задумал, не выглядело банальным гэбэшным путчем. Стриж — это ставленник партии, а рядом с ним может пройти сейчас в дамки сам Митрохин. Чтобы потом, через год-два…
— Решайте! — нетерпеливо сказал Митрохин, сунув в карман «трофейный» пистолет.
Стриж поднял на него глаза:
— Разве у меня есть выбор?
День седьмой
20 августа
19
Москва, речной канал имени Москвы.
10.15 утра по московскому времени.
Сопровождаемый десятками празднично украшенных парусных яхт и лодок, огромный речной лайнер «Кутузов» медленно двигался на север по каналу имени Москвы, вдоль берегов, испещренных алыми флагами, плакатами и портретами Горбачева.
Восьмиметровые японские телекамеры, установленные на всех трех палубах «Кутузова», показывали демонстрацию трудящихся в Москве. Люди несли увитые красными лентами портреты Горбачева, плакаты с надписями «Крепкого здоровья!», «Долой Батуринцев!», «Живи сто лет!» и — рекламу своих больших и малых бизнесменов. «„Автосервис“ за тебя, Сергеич!». «Автосервис» катил на открытом «КРАЗе» гигантский портрет Горбачева, а сквозь музыку эстрадных и духовых оркестров пробивалась восторженная скороговорка телевизионных комментаторов:
— Это шагают победители перестройки! Личная инициатива, высокоэффективный и квалифицированный труд доказали, что при отсутствии вульгарной уравниловки…
Палубы «Кутузова» тоже пестрели разноцветными лентами и шарами, а, кроме того, здесь было все, что сопутствует праздничному пикнику на лоне природы: в тени парусиновых тентов стояли столы с легкой закуской и напитками; на эстрадах играли небольшие оркестры; официанты разносили по палубам мороженое и шампанское.
Среди танцующих, загорающих, играющих в теннис и просто шляющихся без дела гостей, среди этих 45-50-55-летних ученых-экономистов, социологов, крупных журналистов, писателей и технических гениев, которые и были главной опорой Горбачева в его экономической революции, — то там, то здесь возникала фигурка хозяйки пикника Раисы Горбачевой. Со стороны могло показаться, что она — в простеньком цветном сарафанчике, с короткой прической под соломенной шляпкой и в босоножках на невысоком каблучке — лишь порхает по палубам, собирая комплименты: «Раиса Максимовна, вы потрясающе выглядите!», «Раиса, вам не дашь больше сорока, клянусь!», «Слушайте, а вы, случайно не дочка Раисы Горбачевой?» и так далее… И, действительно, трудно было представить, что этой подвижной, с косыми татарскими скулами и круглым свежим личиком женщине — почти шестьдесят, что она бабушка и доктор философских наук, и что десятков пять, если не больше присутствующих здесь докторов наук обязаны своей карьерой именно ей и даже называют себя ее учениками…