Глава тридцать восьмая.
Антон Викторович Тонковидов проснулся и сначала даже не смог понять, где находится. Потом вспомнил все события, произошедшие совсем недавно. Он сел на кровати, пытаясь понять свои ощущения. Как это ни странно, чувствовал он себя терпимо, хотя голова была немного ватной, а тело наоборот невесомым, почти пустым. За окном было совершенно темно, лишь откуда-то издалека пробивался неяркий свет фонарей.
Антон прошел в ванную, умылся, потом долго смотрел на себя в зеркало – похудел, осунулся, но ему даже показалось, что он стал симпатичнее и интереснее, чем в молодости, а глаза заблестели каким-то отчаянным блеском. Потом он заметил, что ходит по номеру в носках. В остальном, он был практически в порядке: брюки застегнуты, рубашка тоже, кроме последней пуговицы. Пиджак и галстук висели на стуле рядом. Он всунул ноги в туфли, открыл дверь и вышел в коридор. На стуле сидел охранник и пялился в телефон. При виде Тонковидова он мгновенно вскочил:
– Слушаю вас, Антон Викторович!
– Принеси для начала какой-то минералки. И скажи хозяину, что я готов его покинуть.
– Хорошо.
Антон вернулся в номер и включил ночник над кроватью. Большой свет резал ему глаза. Ждать пришлось чуть дольше, чем он ожидал. Наконец, дверь открылась, показался сервировочный столик с напитками, а везла его…Валентина Викторовна Савельева. Заместитель губернатора по социальным вопросам. В деловом костюме и со сторогой прической.
– Неожиданно, – сказал Тонковидов, откинувшись назад на кровати. – А сколько сейчас времени?
– Немного, – улыбаясь, ответила Савельева, – Начало десятого. Вы спали часа полтора. Кстати, как вы себя чувствуете?
– Терпимо, – ответил Антон, – Зря вы спиртное везете. Дайте минералочки, плиз.
Она наполнила бокал. Он осушил его залпом, а потом спросил:
– А где Катин?
– Ваш советник отдыхает. Один. А вы без него не можете?– лукаво спросила Савельева.
– Могу.
– Ну и хорошо. Вы меня простите, Антон Викторович, но я воспользовалась ситуацией. Можно сказать, бесстыдно, – она села в кресло.
– Не очень понял, – сказал Антон.
– С вами трудно разговаривать на работе, – пояснила Валентина Викторовна. – Соглядатаи. Они, может быть, не узнают, о чем разговор, но сообщат, что я с вами наедине говорила.
– Обвинят нас в адюльтере?
– Это не страшно. Заподозрят в сговоре. Поэтому я и хочу вот так, неформально
– Говорите. Я вас слушаю, – Антон почувствовал, что ему хочется прилечь на кровать и свернуться калачиком, но вместо этого, он наоборот распрямился и собрался.
– Хорошо. Я постараюсь коротко. Дело в том, что не все у нас желают вашего губернаторства. По двум причинам: либо собственные амбиции, либо все у них налажено и боятся потерять. Я не отношусь ни к тем, ни к другим. Теоретически вы меня можете снять с должности, но я этого не боюсь. Мне кажется, что с вами работать будет лучше и спокойнее. Не так тупо и серо.
– Причина неясна.
– К чему вам чужие заботы и тайны? Это небезопасно. Просто я хочу вам предложить союз. Вы будете знать о возможных неприятностях заранее. Разумеется, стопроцентно это не сработает. Я не всесильна. Но я ваш друг.
– Ну, допустим, я вам поверю. И что вы хотите взамен?
– Ничего. Можете даже меня уволить, если когда-нибудь захотите, но я бы этого пока не хотела – она хрипло засмеялась.
– Что у вас с голосом, Валентина Викторовна? – спросил Тонковидов.
– Выпить хочу. Шампанского. Вы откроете? – она подала ему бутылку.
– Попробую, – Антон снял фольгу и стал выкручивать пробку.
– А у меня есть надежда на то, что вы выпьете со мной? – она, не спрашивая разрешения, пересела к нему на кровать.
– А у меня есть гарантия, что меня не снимает спрятанная где-то камера?
– Рассуждайте логически. Если кто-то хочет добыть компромат на вас, то это будет и компромат на меня. И если я подставляю вас, то автоматически подставляю и себя, – Савельева засмеялась и расстегнула ему пуговицы рубашки на груди. Пальцы скользнули к соску.
– Подождите, – прерывистым голосом сказал Тонковидов. – Давайте сначала выпьем.
– Потом, всё потом, – она сказала это почти шепотом и потянулась губами к его губам.
Антон не понял, сколько прошло времени. Они в изнеможении лежали на кровати. Голые поверх одеял. «Однако, в сорок пять или сколько ей там, женщины очень даже ничего», – пронеслось у Тонковидова в голове с легкой иронией. Тут же он поймал себя на мысли, что раз способность таким образом воспринимать действительность, вернулась, значит все не столь безнадежно.