— Может ты прав, — соглашаюсь я. В голове мысли всё ещё не улеглись, может, всё это мне мерещится.
Пью сухое вино, по привычке макаю шашлык в кетчуп, закусываю свежим зелёным лучком, но почти не чувствую вкуса, мне не просто страшно — жутко. В отличие от всех, знаю, домой мы не вернёмся, нет его просто, ничего нет, ни городов… ничего. Проклятые энергетические нити! Вспоминаю я старика со свалки.
— Никита, с тобой всё в порядке? — в глазах жены колышется тревога. Она всегда меня понимает.
— Со мной всё хорошо и с нами будет всё хорошо. Только кое-что произошло, нам нужно держаться друг друга. Тогда всё будет как надо, — в моей улыбке грусть и растерянность.
— Что случилось, Никита? — нешуточная тревога блестит в глазах Ладушки.
— Мы будем жить с нуля.
— Как это? — шепчет она.
— Очень скоро всё поймёшь.
— Не пугай меня.
— К сожалению, это факт. Но во мне зреет ощущение, все будет хорошо и даже очень, но… не сразу.
— Мне ничего неясно.
— Скоро всем будет непонятно.
— Скажи, наконец, что произошло?
— Подожди немного, скоро сама всё увидишь и поймёшь.
— Но, что именно? — шепчет в ухо.
— О чём мы секретничаем? — подмигивает Надежда.
— Да, так, «… о чём-то близком и родном…» — декламирую строку из какого-то стихотворения.
— Понятно, — ничего не поняла Надюха, пожала плечами, хихикнула.
Внезапно слышится плач. По пляжу бредёт мальчик лет шести и горько плачет. Чувствуя, что произошло, нечто недоброе, поднимаюсь.
— Ты куда? — настораживается жена.
— Мальчик, видишь?
— С родителями поссорился, — неуверенно говорит Лада, — хотя не похоже, так безысходно не плачут. У него действительно настоящее горе.
— Я такого же мнения.
— Вы куда? — спрашивают из-за стола.
Мальчик бредёт по пляжу, но не одному отдыхающему не интересно, что произошло. С одной компании, правда, предложил конфету. Полное равнодушие, жутко становится за людей.
Наша Светочка быстрее всех оказалась у мальчика:
— Кто тебя обидел? — голосочек дрожит от участия. Мальчик останавливается, перестаёт рыдать, но слёзы продолжают катиться с опухшего лица. К чести наших семей, через секунду все столпились около ребёнка. Моя мать присаживается на корточки: — Что случилось, мой золотой?
— Да, что случилось? Где твои родители? — тёща, морщит лоб и в вечно немом вопросе, поднимает брови. Красиво получается, ведь она учительница начальных классов.
Мальчик вновь зарыдал: — Утопли, — еле выговаривает он страшные слова.
— Нет, — в ужасе отшатывается мать, — этого не может быть.
— Ты сам видел? — сердце у меня сжимается от жалости.
— Да, они поплыли с ружьями на охоту за скалки, а там вода забурлила и стала красной. Это кровь. На них напала акула!
— Ну, вот, приехали, — фыркает Игнат, — мальчик фантазирует.
— Игнат, знаешь, что поймали те рыбаки? — во мне как снежный ком нарастает раздражение и злость.
— Ну, что? — он усмехается, скептически поджимает сочные губы.
— Эй! — крикнул я рыбачкам, — принесите акулёнка!
Глава семейства, подхватывает малька за хвост и неторопливо подходит.
— Катран, что ли? — Игнат наклонился и осёкся. — Где его нашли? Это детёныш белой акулы!
— Это не белая акула, это нечто гораздо более крупное существо, — я замечаю, как дядя побледнел.
— Да, — соглашается Игнат, — это детёныш не белой акулы, на своём веку я их много повидал. Но в Чёрном море нет таких животных, — неуверенно произносит он. — Может, из Средиземного моря?
— Это уже не Чёрное море, — с торжеством выпалил я.
— Не надо из меня делать болвана, — рычит Игнат.
— Стоп! Короче. Не будем спорить. Здесь ребёнок и с его родителями, что-то случилось серьёзное. Необходимо во всём разобраться.
— Мальчик, а кроме родителей с тобой ещё кто-то был? — спрашиваю я.
— Да, — глотая свои слезы, говорит он.
— Кто? — оживляюсь я.
— Сестра трёхлетняя, она в палатке.
— Ты её бросил? — неожиданно жёстко спрашивает Светочка. В удивлении смотрю на племянницу, характер ещё тот. Не простой человек растёт.
Мальчик застывает, округляет глаза, и бросается бежать. Спешим следом. Затем я резко останавливаюсь: — Всем идти не надо. Пойду я, Егор и Игнат, остальные пусть ждут и не нужно ни какой самодеятельности.
— Я с вами, — заявляет рыбак.
Вчетвером едва поспеваем за мальчуганом. Краем глаза вижу отдыхающих, они бросают заинтересованные взгляды, но вопросов не задают, видно решили, что всё обошлось без их участия. Как говориться, живём по принципу: «баба с возу, кобыле легче».
В одной группе людей пытаются настроить волну на радиоприёмнике, но в эфире слышится лишь треск от разрядов далёких гроз. Они не могут понять, в чём дело. Ничего скоро поймут, я злорадно усмехаюсь. У меня обида за мальчика.
На удивление, на диком пляже, присутствует много людей. Обычно, весной, все устремляются в лес, в горы. А только когда прогревается вода, к морю.
Народ скопился разный. Где-то бренчат на гитаре, наверное, студенты из Симферопольского медицинского университета. На отшибе от всех, но в очень выгодном месте, под добротными тентами расположилась серьёзная публика, для них установили столы, сидят в плетённых из лозы креслах, пьют дорогую водку, виски, коньяк. Их женщины, с удивительной ловкостью передвигаются по камням в туфлях на длинных шпильках, кокетливо заигрывают с мужчинами, пьют мартини со льдом и не о чём не задумываются. Одетые в белые рубашки молодые ребята, готовят барбекю, жарят на плашках королевских креветок и прочее, прочее. Я сильно не заглядываюсь на эти поляны. Единственно, что удивляет, такая публика никогда с простым народом не соседствует, а здесь. Хотя нет, они огородились от остального мира кольями, забитыми по периметру их стоянки. А накаченные мальчики, явно за него ни кого не пропустят. Но в большинстве, народ на берегу, попроще.
Ребёнок ведёт далеко от зоны отдыха. Скалы грозно нависают над водой. Судя по всему, там находится их стоянка, подводные охотники всегда стараются выбирать места подальше от скопления людей.
Действительно, с трудом протискиваемся между тёмными скалами, замечаем синюю с белым, палатку. А рядом с ней, к величайшей радости, вижу женщину, одетую в гидрокостюм. Она склонилась над мужчиной, так же в гидрокостюме. Рядом, на камнях, сидит бледненькая, испуганная девчушка. В её ногах небрежно валяется вязанка рыбы, нанизанная на толстую леску.
— Мама! — взвизгивает мальчик и бросается к ней.
— Коленька! Где ты был, ненаглядный мой?
— Вы не утопли, мамочка? Что с папочкой?
— Ему в больницу надо. Он… руку повредил.
— Я видел, на вас акула напала!
Женщина, наконец, обращает на нас внимание: — Очень хорошо, что вы здесь. Мужа необходимо срочно вести в больницу. Он потерял много крови. Вы поможете поднять его наверх. У нас автомобиль. Действительно… на нас напала акула… не катран, похожа на океанскую, метра три.
— Я врач, — говорю я, чтобы сразу расставить все точки над «i». Склоняюсь над мужчиной, он в сознании, но видно, находится на грани обморока. Рука почти перекушена, кость сломана, но артерии и вены сильно не пострадали, просто везунчик. В стационаре за месяц поставили бы на ноги, но… здесь.
— Всё очень серьёзно? — шепчет женщина.
— Не сказал бы, — в раздумье говорю я. — Но есть обстоятельства, которые могут несколько осложнить лечение. Швы необходимо наложить немедленно, до стационара может не дотянуть, — я нагло вру. Не объяснять же её, что нет уже никаких больниц. — Я всё сделаю здесь, потом переправим в больницу.
— Это возможно? — в её глазах вспыхивает надежда, смешанная с недоверием.
Ох, как я сомневаюсь! Хочется сказать, такая операция, в полевых условиях, просто нереальна, но улыбаюсь жизнерадостно, словно клоун на манеже: — У меня солидная врачебная практика.
— И инструмент есть?
У меня всегда с собой аптечка, но для данного случая она мало подходит. Но ответил: — Есть, всё есть. Мужчины! Аккуратно берём его здесь и здесь. Идём медленно, я буду придерживать руку. Вы… — обращаюсь к женщине.