А пропасть гипнотически манит к себе, удушливые испарения доносят неясные запахи живых существ — там живёт своей жизнью неведомый нам мир, я догадываюсь, разойдясь в разные стороны, трещина открыла вход в нечто, что абсолютно чуждо нам, жителям света — мороз дерёт кожу, страх гонит всё быстрее. Но наконец-то показались просветы в листве, страшный путь подходит к концу.
Отряд спрыгивает на землю, и сгрудились вокруг меня, даю команду Аскольду замыкать колонну, последний раз смотрю на мешанину веток и листьев на дереве-мосте, улавливаю скрытое движение, возникает соблазн пустить стрелу, но решил повременить — почти бегом веду отряд из леса, это необходимо сделать до вечера, иначе, лес нас сгубит.
Почва под ногами становится более влажной, мха — целые поля, иногда под ногами брызгает вода, меня это тревожит, боюсь, забредём в болото, а то и в трясину занесёт. Держимся ближе к разлому, хотя нестерпимо желаю уйти от него. Щупальца белёсого тумана, выползающего из трещины, не дают покоя, всё кажется, под его прикрытием выползет какая-нибудь гадость нам на погибель.
Часто натыкаемся на волчьи, вперемешку с детскими, следы. Звери, как и мы, в болото не уходят, но и близко к расселине не приближаются, значит, там опасность для всех.
Запах свежей крови неприятно бьёт в ноздри, я резко останавливаюсь, Аскольд неслышно приближается, вытягивается как струна, прислушивается.
— Кровью пахнет.
— Не чувствую, — принюхивается князь, с удивлением косится на меня.
— Заходим с боков, — распоряжаюсь я. — Видите нагромождение валунов, это там.
Очень медленно, обходя сухие ветки, приближаемся к сему месту. В пространстве витает дух смерти, всюду пятна крови, земля вспахана словно плугом, молодые деревца изувечены, кусты выдраны с корнем.
Сразу за валунами натыкаемся на разорванного матёрого волка, затем на другого зверя, покрытого многочисленными ранами, он ещё живой, издыхает в страшных муках, кишки вывалились на землю и по ним ползают жирные мухи. Волк, с трудом поворачивает огромную голову, ни тени угрозы не вижу в его глазах, лишь отрешённость, он приготовился к смерти.
Мне становится, безумно жаль зверя, моментально натягиваю тетиву, стрела взвизгивает, положив конец его мучениям. И вдруг, вижу человека, он коренастый, лежит животом на земле, пальцы скрючены, мёртвой хваткой вцепились в землю, тело — сплошная рана, крепкая шея, почти полностью перегрызена. Охотники быстро переворачивают его на спину, я с интересом наклоняюсь — лицо явно человеческое, но жевательные мышцы мощные, звериные, и короткие клыки — это настолько дико смотрится, что непроизвольно отшатываюсь. Что он не поделил с волками, может детей хотел забрать?
— Это батя, за своими детьми пришёл, — тягостно вздыхает Семён, — неандерталец.
— Похороните его, и… — задумался я, — волков тоже.
— Никита Васильевич, сюда, — кричат охотники, — ребёнок, живой!
Гл.9
Охотники толпятся у больших валунов и копьями пытаются достать ребёнка.
— Прекратите! — кричу я. Расталкиваю людей, сажусь на корточки. В щели, между камней сидит всклокоченное, рычащее существо.
— Сейчас достану, — крупный мужчина, с лицом цвета морёного дуба, по прозвищу Прелый, наматывает на руку толстую куртку, теснит меня и ползёт к малышу.
— Осторожней, не повреди мальчонку! — прикрикиваю я.
Детёныш шипит, плюётся и, неожиданно бросается вперёд, вцепляется в куртку, срывает её, вновь кидается на человека, но охотник проворно отскакивает и, бьёт тупым концом копья, в незащищённое тельце зверёныша. Что произошло в этот момент, я даже сразу не сообразил, с криком: — Ах, ты, гад! — Семён огрел Прелого пудовым кулаком. Здоровенный мужик отлетает как пушинка, больно бьётся головой и пытается понять, откуда появился смерч. — Ещё ударишь ребёнка, раздавлю как мокрицу, — Семён белый от гнева, губы трясутся, глаза краснеют как у сбесившегося буйвола, я уже знаю, в таком состоянии он становится неуправляем.
Мужчина открывает рот, словно рыба, выброшенная на берег: — Что это было? — удивлённо вопрошает он, в глазах детское изумление.
Князь Аскольд, почёсывая бородёнку, смотрит на крупного мужчину, как кобра на курёнка: — Тебе повезло, что твоя шея как у быка, в другой раз будь терпимее к детям.
Охотник с трудом приходит в себя и примиряющее говорит: — Это зверь, у него клыки, — он с восхищением смотрит на огромного Семёна и добавляет: — Право, давно забытое ощущение, я так в сопливом детстве отлетал от батюшкиного благословения… как приятно вспомнить, — в его глазах совсем нет гнева, лишь одна тоска по тем сладким дням. Охотники жизнерадостно заржали.
— Пусть даже и зверь, но руки не стоит распускать, не ровен час, подумаем, что ты трус, — Семён присаживается на корточки и ласково разговаривает с несчастным существом, в ответ слышится: — Игррр, игррр…
— Игорь! — смеётся сероглазый богатырь. — Вы слышали? Он говорит, Игорь!
— Рычит, цапнуть хочет, — благодушно произносит Прелый.
— Пошёл вон! — рявкает Семён, после этого случая этот человек перестал для него существовать. Как бы ни подрались, недовольно думаю я, но мужчина без злости усмехается и отходит с равнодушным видом.
Неожиданно звуки, игррр, сменяются на, иггг. Затем звук, похожий на мяуканье крупной кошки и вдруг из щели высовывается ручонка, цвета бронзы. Семён ложится на землю, показывая полное расположение малышу. Детёныш полностью выползает, видит людей, скалится и, вместо того, чтобы броситься обратно, кидается на грудь Семёну.
Детинушка тает от умиления и без боязни гладит светлые волосики. Малыш вздрагивает и повизгивает со страха и наслаждения — все живые существа понимают и любят ласку.
Семён без сожаления расстаётся с дубиной, её пришлось взять мне, держит вздрагивающее тельце: — Не пропадёшь, Игорёк, — воркует он.
Мы вновь двигаемся в нелёгкий путь, к Семёну, держащего мальчугана, близко не подходим, чтоб не травмировать малыша, но тот оказался не робкого десятка, через некоторое время завозился и попросился на землю.
— Убежит? — пугается Семён.
— Отпусти, всю жизнь на себе не проносишь, сбежит, значит, знает куда, не стоит неволить даже из благих соображений.
Семён нехотя опускает малыша на землю, ожидая, что тот рванёт в лес, но мальчик пристроился рядом, резво трусит на четырёх конечностях, испуга в глазах никакого, видно понял, его приняла другая стая. Он деловито обегает людей, обнюхивает даже своего недавнего обидчика, не высказывая никакой злости, тот попытался потрепать его за волосы, но едва успел отдёрнуть руку, иначе лишился бы пальцев: — Забавный мальчик, — цокнул языком Прелый.
Игорёк, как удачно окрестил его Семён, знает суровые правила, понимает, если отстанет, в лесу ждёт смерть, волки научили жизни, поэтому не отстаёт и бежит ногу в ногу с нами.
Чужой взгляд перестаю ощущать, несколько расслабился. Идём достаточно спокойно, деревья в разлёте друг от друга на пятьдесят, сто метров, но неба из-за сцепленных между собой ветвей, невидно. Кустарники и всякие лианы остались позади, дорогу покрывает мох и низкий папоротник. Зверья много, но беспокойство не доставляют, в основном это травоядные животные, не агрессивные и трусливые, моментально исчезают при нашем появлении. Встретились с лесными слонами, с гиппопотама, в густой шерсти. Нас увидели, рванули в сторону болота словно резвые скакуны. Немалое беспокойство доставил крупный зверь, похожий на дикого кабана, но огромный, клыки как у медведя, глаза мутные, пасть слюнявая. Он долго провожает нас взглядом, повизгивает и переваливается из стороны в сторону, видно не может принять решение. В конце концов, он отстаёт и шаркающей походкой направляется в сторону, куда умчались карликовые слоны. При появлении этого зверя Игорёк оскалился и прижался к ногам Семёна, тельце выбивает крупную дрожь, он знает это чудовище.
По моим расчётам скоро должны выйти на плато. Лес посветлел, иногда в просветах между крон лесных великанов, пробивается небо, и брызгают на землю лучи солнца. Появился кустарник, папоротники стали гуще и выше. Орхидеи заполонили все освещённые участки и наполняют воздух сладким благоуханием, а всё пространство заполнено щебетанием птиц и резкими криками мелких зверьков, шныряющих меж ветвей.