А сейчас пришли не немецкие фашисты, а демократы всех мастей. Принцип тот же, убить и захватить чужое. Обыкновенное разбойное нападение, воровство, но под прикрытием демократических лозунгов. Всё чаще убеждаюсь, демократия, это замаскированная форма диктатуры. Причём, в одной из своих гнусных ипостасях.
Техника неумолимо приближается. Интересно, что думают, находящиеся в них люди, и соображают ли они вообще? Но то, что трусят, это очевидно, постоянно ночь разрывает трескотня крупнокалиберных пулемётов, громыхают взрывы на побережье. Видно, кому-то мерещится опасность в оплавленных огнём склонах, вот и срываются они, заражая своим страхом других вояк.
Мужчина ухмыляется, подтверждает мою мысль: — Ещё не высадились, а уже в штаны навалили, нервы, у бедняг, на пределе, а вдруг кто-то остался живой и камнем глаз выбьет. Трусы, любят воевать на расстоянии, а лучше с пультов персональных компьютеров, но, к своему сожалению, знают, закрепить успех может лишь наземная операция, а это для них большая неприятность. В будущем, я уверен, без колебания применят ядерное оружие… чтоб наверняка.
Я потрясён. В мозгах не укладывается сей сценарий. Настолько он не правдоподобен, но факт на лицо, Мировое Правительство, советники с серой кожей, а вдруг действительно, Землёй правят выходцы из чужих миров? Неужели некие силы и переместили нас в доисторический мир, с целью извести их, пока те не набрали всей своей силы? Тогда я нужен там, но я здесь! С тоской оглядываюсь. Горят автомобили, в воздухе витает тошнотворный запах от сгоревших людей, меня едва не выворачивает наизнанку. Мужчина тянет меня за собой. Лицо искажает гримаса страдания и ненависти, когда пробегаем мимо обугленных останков. Бегу как во сне, в глазах пелена, ощущение, что нечто хватает за ноги, спотыкаюсь, падаю.
— Вставай, натовцы уже высаживаются на побережье, — мужчина бесцеремонно дергает меня за собой, но я словно привязан и вновь падаю.
— Не могу идти дальше, — в потрясении говорю я.
— Что случилось, сердце? — делает он предположение.
— Нет, это нечто другое.
— Я тебя понесу.
— Боюсь, не получится, меня не пускает мой новый мир, — я чувствую как невидимая лента, опоясывающая моё тело, напрягается как плотная резина и тащит назад.
Мужчина присаживается рядом: — Тогда я останусь с тобой.
— Неправильное решение, — хмурюсь я. — Кто я тебе, даже не родственник и, в принципе, мы незнакомы.
— Слава, — протягивает он руку.
— Никита, — отвечаю ему на рукопожатие.
— Теперь мы знакомы.
— Всё равно, глупо. Мне уже ничем не поможешь, — я вновь пытаюсь встать, но меня словно толкнули в грудь.
— У меня в обойме осталось четыре патрона. Если завалю пару ублюдков, может, в Вирии для меня найдётся место, — грустно шутит он.
— Ты веришь в славянского бога? — удивляюсь я.
— Я верю в НАШ РОД, — неожиданно тепло улыбается Слава и пытается оттащить меня от дороги, но словно натянулась пружина.
На берегу, по гальке, елозит гусеницами тяжёлая техника. Вот десантники находят дорогу между склонами, и вездеходы ползут наверх.
С ужасом наблюдаю, как бронированные машины показываются на поверхности и направляются прямо в мою сторону. Слава отползает за камни, приготовил к стрельбе свой переделанный газовый пистолет.
Из передней машины заметили меня, вроде дёрнулись давить, но, затормозили. Я прекрасно понимаю, чего они испугались, вдруг у меня граната. Обхватываю покрепче копьё, молю, чтоб из люка кто-нибудь показался, тогда я дам волю своему праведному гневу.
Звучит пулемётная очередь. Пули выбили каменную крошку в непосредственной близости от меня. Интуитивно пытаюсь отползти, но меня словно дёргают обратно.
Наверное, они посчитали, что я ранен, люк откидывается, на землю спрыгивают несколько упитанных десантников, слышу французскую речь. Они неторопливо подходят, пальцы держат на спусковом крючке, вижу напряжённые лица, они боятся, ещё чуть, чуть и выстрелят. Решил не провоцировать, не двигаюсь, они подходят совсем близко. Подкорковым мозгом чувствую, Слава сейчас будет стрелять, крепче сжимаю копьё.
Бутафорно звучат выстрелы, они нелепы после оглушающих взрывов ракет, но два захватчика валятся на оплавленную землю. С яростным криком я швыряю копьё, оно с хрустом перебивает позвоночник, ещё один десантник, даже не издав крика, падает. Вот теперь всё! Звучит лихорадочная стрельба, бок обжигает жгучая боль.
………………………………………………………………………………………………………
Река Времени. Меня мучают ведения, вижу множество миров, они взаимосвязаны друг с другом, то переплетаются, то расходятся на невообразимо огромные промежутки времени, затем сливаются в неожиданных интерпретациях. Мозг работает на пределе, я не хозяин ему сейчас, КТО-ТО включил программу и производит манипуляции на уровне эфемерно малых нейронах.
Я словно в невесомости, мимо плывут необычные существа, капли крови окружают меня со всех сторон и не падают вниз. Князь Аскольд, словно плывёт навстречу, глаза полные тревоги, он обхватывает меня, тащит к искрящейся стене, сознание уплывает, я умираю.
………………………………………………………………………………………………………
Кто же так выводит мелодичные трели? Мне прохладно, глаза закрыты, сознание просыпается и с ним ощущение жизни. Шевельнулся, я в мягкой постели. За окном заливается птаха. Вот трудяга! Осторожно приоткрываю глаза. Утренние лучи солнца на миг слепят и наполняют сердце радостью. Я жив!
Окно открыто настежь, на ветке сидит серенькая птичка, с упоением щебечет. Да это же соловей!
— Очнулся, племяш? — слышу непривычно участливый голос. Скашиваю глаза. Напротив, стоит мой дядя, взгляд серьёзный. Неужели переживает? Чуть в стороне — братья Храповы, как всегда подтянутые, мышцы литые, стальными буграми застыли под кожей цвета бронзы — значит я в санатории.
— Давно я здесь?
— С неделю. Весь бок был разворочен, Семён целый день тебя сшивал, хорошо, что родник необычайной целебной силы, с пяток пуль в животе сидело. Где ж ты умудрился их поймать?
— На войне, — ухмыльнулся я.
— Отморозков ещё хватает, — подумал о своём Игнат. — Ты как то аккуратнее будь, мать чуть с ума не сошла, Лада вся извелась.
— Где она?
— Бульон разогревает.
Скрипнула дверь, бесцеремонно протиснувшись между братьями Храповыми, влетает моя Ладушка, лицо мокрое от слёз, но глаза лучатся радостью и нежностью прижимается ко мне, целует: — Я так боялась, — шепчет она, — на тебе живого места не было. Что произошло? Аскольд молчит. Это что, люди Вилена Ждановича напали?
— Они не причём, — прижимаю её к груди, — это другое, весточка от нашего старого мира.
— Как же так, я не понимаю?
— Не забивай себе голову. Всё прошло и не вернётся вновь. Все живы, это главное.
— Не прессуй мужа, — хмыкает один из братьев, — он неделю не ел.
— Ой, я сейчас! — восклицает жена, одаривая взглядом полным любви.
Через минуту комната заполняется народом. Лада тащит казанок с благоухающим бульоном, следом семенит Яна, мать протягивает мне руки, плачет. Ярик теребит меня за рубаху, Егор по-военному делает отмашку рукой, скупая улыбка, словно нехотя скользнула по его обычно всегда невозмутимому лицу. Семён, рассерженный как медведь, у которого отобрали мёд, пытается всех отогнать от моей постели, затем обречёно махнул рукой.
— Рад, что всё обошлось, теперь точно будешь жить, — он высыпал на мой живот тяжёлые пули. — И где ты смог столько поймать?
— Места надо знать, — ухожу я от ответа. Не хочу говорить, что происходит, или будет происходить, на нашей родной земле. Ох, как серьёзно надо задуматься о смысле нахождения нас здесь, тварей из Разлома необходимо уничтожить именно сейчас, иначе в будущем ждёт нас «демократия» с её танками, авианосцами, самолётами и ракетами.
Наслаждаюсь едой, это нечто необыкновенное. Так вкусно! Кровь весело бежит по артериям, разнося силу по всему организму.
— Божественно! — нахваливаю стряпню Ладушку. — Мне б добавки!
— Обойдёшься! — хмурится Семён. — Хочешь заворот кишок получить? Неделю лишь воду в тебя вливали.
— Жаль, — облизнулся я.