Дверь скрипнула, и среагировавший Эн безошибочно вытянул руку с кинжалом, прислонив его к шее показавшегося. Но это была одна из подруг Малики, другая проститутка. Испугавшись, она вздрогнула, посмотрела Хакёну в глаза, но не отступила. Переведя взгляд на Хонбина, она ловко достала из декольте записку и протянула её ему.
- Когда Малику отволокли сюда, она была ещё жива, - шепотом сказала она и исчезла, прикрыв за собой. Развернув маленькую бумажку, Хонбин прочел знакомый почерк, написанный угасающей рукой, превозмогающей себя, чтобы сообщить всего одну фразу: «Я ничего о вас не сказала, ибн Бин». Она даже не обратилась к нему по его имени, боясь, что записка не дойдёт до него. Поджав задрожавшие губы, Бродяга сделал глубокий вдох. В эту минуту он ненавидел этот мир и не видел никакого смысла в его спасении. Ему хотелось убивать. Он ненавидел ту шестнадцатилетнюю дурочку, из-за которой он уехал из Вавилона, он ненавидел всё, что помешало ему быть здесь и сохранить Малике жизнь.
- Мы сможем настигнуть их, - произнес Эн. – Едем?
- Да, - севший голос Хонбина не смог осилить больше одного слога. Вернувшись к мертвому телу, он подхватил его на руки, зная, что если оставить его здесь, то оно просто окажется выброшенным на помойку. После того, как он догонит тех четверых, что сотворили это, накажет их и отомстит в полной мере, он достойно похоронит Малику в этой пустыне, которую она украшала собой, в которой провела полжизни, чьей дочерью была.
Поднявшись по этой самой запасной лестнице, молодые люди выбрались на поверхность. Хонбин забрался на коня и Эн помог ему поднять себе на колени бездыханную Малику. Придерживая её, он мчался во весь опор, понимая, почему его раньше учили жестокости, почему она была уместна. Они радовались тому, что предотвратили посылку партии оружия, обойдясь без жертв, а что же в итоге? Те, чьи жизни сохранили они, пришли и забрали невинную, ту, которая ничего им не сделала. Никогда, никогда больше Хонбин не станет оставлять в живых преступников. Он искромсает их всех, до последнего, истребит ублюдков. Солнце поднялось высоко, палило нещадно, но воин ничего не чувствовал, кроме злости, требовавшей крови и мести. Впору было пролить слезы на эту сухую и бесплодную землю, но он был слишком закален для выражения своих чувств и эмоций. В душе его шел дождь и гремели грозы, но вокруг простиралась бескрайняя пустыня, которую он не удобрит ничем, кроме крови врага.
First be a woman
На четырёх деревянных столбах толщиной в кулак держалась грубая холщовая ткань, привязанная за свисающие концы к кольям, вбитым в землю. Типичная кочевническая конструкция не выглядела и не была прочной, но от песчаных бурь спасала, особенно когда завешивались дополнительно наброшенные на неё неровные лоскуты полосатых и пестрых материй, когда-то ярко зеленых, желтых, синих и красных, а теперь затертых пылью дорог оливково-болотистых цветов. Сейчас они были закинуты вверх, пропуская до середины палящее пустынное солнце, но оставляя в тени дальний край у натяжной стенки, у которой валялись рюкзаки, мешки с пожитками, тюки, служащие лежанкой. На них и очнулась украденная перед казнью персиянка, удивленно и со страхом пытающаяся понять, где же она оказалась? Машинально поправляя черную паранджу на себе, чтобы не выбились из-под неё волосы, и не открылся нигде участок тела, девушка приподнялась, щурясь лучам, бьющим ей в лицо. Сначала они превратили поле зрения в сплошную белёсую пелену, обрамленную черной рамкой неровного шатра, как выход из пещеры, каких было в достатке в горах неподалеку, но потом, когда она приподняла руку и выставила её козырьком, прикрывая верхнюю половину горизонта, из пламенного дрожащего воздуха выступил темный силуэт, согнувшийся над грубо сколоченной бочкой галлонов на десять. Присматриваясь, девушка различила распрямляющуюся голую спину, исполосованную уже бледными шрамами и двумя более темными рубцами слева и справа, словно кто-то взмахнул саблей и выступавшие лопатки попали под лезвие, а на желобке позвоночника следа не осталось. Обнаженный до пояса незнакомец зачерпнул воды из бочки и пил из ковша. Две-три капли, скатившиеся по его подбородку, блеснули на солнце и упали. Персиянка успела хорошенько разглядеть неизвестного сзади и в профиль, прежде чем он обернулся и увидел, что она его любопытно разглядывает. Две пары карих глаз встретились. Обе неуверенные, хранящие какую-то неразгаданную детскую невинность, несмотря на то, что пережили достаточно на своём веку. Лео отвел взгляд первым, вернувшись к своему занятию: он заштопывал порвавшуюся от изношенности рубашку, воспользовавшись чем и ополоснулся, плеснув на себя воды, завозимой сюда погонщиком ишаков. От непрекращающейся жары он и попил её, и, видимо, плеском разбудил похищенную. А может быть она и сама, пробыв несколько часов в искусственном сне, пришла в себя.
Пройдя от неё в метре, он уселся на всякий хлам, грудой собранный в разваливающийся холм, и взялся за иголку с ниткой, отложенные пять минут назад. Девушка, надеявшаяся услышать какие-нибудь объяснения, непонятливо пронаблюдала, как на неё больше не обращают никакого внимания, ничего не говорят ей. Сомневаясь и пугаясь этого чужого по виду иноземца, превышающего её в росте на полторы головы, некоторое время она следила за работой его натруженных, но от того не менее мастеровитых пальцев. Никогда в жизни она не видела, чтобы шитьём занимались мужчины. Пряхами и портнихами у них были даже слепые старухи, но никогда – мужчины. Уставшая ждать, когда он заговорит первым, девушка решилась:
- А где тот, что украл меня? – Лео остановил своё занятие и посмотрел на неё. Большую часть слов он понимал, но кое-что мог и упустить из вида, но чаще общий смысл понимался им правильно. Однако это не изменяло того, что ответить он не мог. Спасённая от смерти вперила в него взор, опять прождав напрасно каких-либо слов. – Это был твой друг? – Лео растерянно покосился вокруг себя. Облизнув губы, он замер с недошитой рубашкой на коленях. – Ты не знаешь того, кто забрал меня? – Воин покачал головой и похлопал по груди, давая понять, что человек, о котором идёт речь, ему не чужак, и он сам тоже имеет отношение к происходящему. – Ты заодно с теми, кто увез меня? – Лео кивнул, и оставленная ему под присмотр начала понимать, почему он молчит. Последив за ним ещё с две минуты, растерянно оглядывающимся, будто ищущим, чем выразить свои мысли, она осознала – он немой. – Ты не можешь говорить, да? – он согласно опустил глаза, заодно показывая, что тема не нуждается в развитии. – Но ты меня понимаешь… это хорошо, - осторожно встав, она не знала, куда пойти дальше? Посмотрев за полог палатки, девушка не увидела ничего, кроме бесконечных тонн песка и безжизненных барханов. Ей хотелось подойти к неизвестному и, фактически рефлекторно, отобрать одежду, чтобы зашить самой. Но она боялась к нему приближаться. Зайдя немного сбоку и сзади, она вновь очутилась с ракурса его сутулой спины. Черные, как смоль, волосы до плеч были присобраны темно-фиолетовой лентой. – Как тебя зовут? – Лео быстро зыркнул через плечо и продолжил зашивать дырку. – Я Заринэ, - тихо сказала она. Вдруг им и без неё всё известно? Аллах, что же с ней теперь будет? Зачем её увели от казни? То бы она уже была мертва и избавлена от нужды терпеть эту жизнь и пытаться понять каких-то странников, завладевших ей. Но что, если бы она попала в ад после смерти? Вся родня ведь сказала, что она грешница, а когда ей было исправить свои ошибки? Она даже не понимала толком, что не так делала. Она с радостью бы была праведной, и пыталась быть таковой, но в какой момент этого не вышло? Может, и хорошо, что ей не дали погибнуть – теперь успеет заслужить путь в рай. Только бы узнать, что от неё нужно этим мужчинам?