— Ты у него одна жена? Сколько ему лет?
— Одна. Одного года они с отцом, стало быть, по сорок четыре им. Он при большом хозяйстве, с деньгами, поэтому я в дом свой честь принесла, что он меня взял, да вот, не угодила ему…
— Послушай… — так и не зная, как её зовут, опустил обращение Хонбин. — Завтра тебе никто быструю и безболезненную смерть не обещает. Тебя покалечат и будут долго-долго бить, пока ты не умрешь. Ты этого хочешь? Я предлагаю тебе выжить, уехать отсюда туда, где никто тебя не тронет и пальцем, где о тебе будут заботиться. Ты веришь мне? — Девчонка не собиралась выковыриваться из угла, и смотрела если не подозрительно, то почти равнодушно. Все шестнадцать лет она видела мир с одного ракурса: ежедневные молитвы, чтение Корана, побои и тяжелый труд. Откуда ей было знать, что существует другая жизнь, что бывает другое существование? Она не могла представить ничего, кроме этого села, стареющего отъевшегося мужа, жуткой свекрови, насилия и общественного мнения, которое играло решающую роль в судьбе каждого жителя деревни. С минарета вдруг донесся призыв муэдзина. Хонбин понял, что вскоре начнёт просыпаться народ, и будет поздно. Сделав молниеносное движение, он скрутил девчонку в охапку, сунул ей под нос чистый платок, заранее смоченный одурманивающим и усыпляющим средством и, подержав с полминуты, перекинул вырубившееся тело через плечо. Когда человек не может позаботиться о себе сам, о нем следует позаботиться другим.
Бродяга поднялся с нетяжелой ношей на первый этаж, передал через окно сверток в руки Лео, подхватившему персиянку, как пушинку.
— Ты увози её, а мы с Эном тебя скоро догоним, — он посмотрел на Хоакина. — Пошли, быстренько поднимемся наверх. Руки чешутся отмутузить одного урода.
— Ну вот когда я уже отдохну, а? — проворчал друг и залез к нему в дом. Тихо, быстро и бесследно они настигли спящего владельца лавки, избили его до полусмерти, не дав издать и звука, и растворились, догнав Лео, когда начало светлеть.
На небольшом распутье они притормозили. Одна непрочерченная тропа вела к Вавилону, а другая, едва проглядывающая, уходила в сторону другой части пустыни, где ждали троицу её пожитки и палатка, в которой они обитали последние недели.
— Вы можете везти девчонку к нам и собираться, а я всё-таки попрощаюсь нормально с Маликой. — Небо стремительно голубело, но не спавшие почти сутки воины ещё были полны сил. Разве что Хоакин хотел поскорее найти какой-нибудь приют, но когда он понял, что Хонбин навострился в притон, то надумал к нему присоединиться.
— Лео, мы подтянемся позже, ладно? Осторожнее! — распростились они ненадолго и пришпорили коней, повторяя по новой ночную дорогу. На этот раз она показалась ещё более долгой, но теперь они уже окончательно определились, что больше ни во что не ввяжутся до отпуска. Вымотанные, но морально удовлетворенные подвигами, молодые люди жаждали навестить старых друзей, поведать родные просторы. Никакая награда им нужна не была. Они творили добро во имя добра, и каждое предотвращенное зло и противозаконие уже являлось для них подарком.
Хонбин снова выдал дробь подошвой, и они вдвоём с Эном спустились под пески, где, на удивление, музыка грохотала ещё сильнее, чем ночью. Встав в проходе, пока никому не мешали, товарищи огляделись. За столиками было не так уж много людей. В основном все уже расходились, а из недавно зашедших были скорее деловые люди. Бродяга поискал глазами свою любовницу, но не увидел её среди официанток, которых осталось всего три на весь зал. Уставшие и подработавшие за ночь и любовными услугами, другие девушки, наверное, ушли спать. Обидно будет, если его избранница уже занята другим. Бродяга подошёл к мужчине-администратору, который вертелся у бара, мучась тем, что сигнал его мобильного не брал.
— Ещё раз здравствуйте, — улыбнулся Хонбин, говоря без акцента, так что не разбирающиеся в восточных национальностях никак не могли угадать, кто же он по рождению? — А Малика у себя? — Мужчина обернулся к нему и застыл. Взор его стал каким-то озабоченным, даже ошарашенным. Парень ждал ответа, но тот хлопнул губами, и Хонбин решил, что его не расслышали. — Малика у себя?!
— Она… нет… её нет сейчас, — замотал тот головой, запоздало попытавшись спрятать с лица растерянность. — Выпьете что-нибудь? Угощаю, как постоянных клиентов. — Молодой человек прищурился, чувствуя что-то неладное. Он обернулся к Эну. На том тоже читалось недоверие к происходящему, в котором было что-то странное.