Выбрать главу

«Вернулся муж из командировки…» — пронеслось в голове Караваева традиционное начало едва ли не каждого второго анекдота, рассказываемого в мужской компании. Он положил букет на заваленную одеждой гостей тумбочку для обуви и шагнул вслед за Сашей.

Грохот музыки, раскаты смеха, волны сизого табачного дыма обрушились на Караваева. Замелькали лица, протянутые руки, кто-то подал ему тяжелый стакан из переливчатого хрусталя, кто-то крикнул: «Опоздавшему кубок Большого Орла!»

— Не пьянства поганого ради, а дабы не отвыкнуть и здоровья для! — прогромыхал, перекрывая прочие шумовые эффекты, Саша.

Караваев под чей-то шепоток: «Пей до дна, пей до дна» — опустошил стакан. Его усадили, подсунули тарелку с какой-то снедью. «Вернулся муж из командировки…» — снова вспомнилось ему. «Моряк из морей вернулся домой…» — Роберт Льюис Стивенсон. Вот так-то. Вот и все.

Картавил, хрипел, визжал импортный магнитофон. Угасал и вновь вспыхивал разговор за столом, время от времени взрываясь раскатами смеха. Саша гремел тостами: «За тех, кто в море!», «За нас, любимых!»… Караваев что-то ел, с кем-то чокался, что-то пил, а в глазах его стояли мраморно-белые Машины плечи и ее щедрая улыбка, адресованная не ему. И неожиданно в памяти его всплыл разговор, тот самый, в ходе которого он как бы между прочим, но совершенно серьезно предложил Маше выйти за него замуж. Он говорил о том, что обстоятельства вынуждают его на три-четыре года уехать работать в Салехард, и если она согласится поехать с ним, то осчастливит его на всю жизнь. А Маша слушала и улыбалась. Одобрительно, обнадеживающе, согласно, радостно — так, во всяком случае, ему казалось. А на самом деле… На самом-то деле улыбка эта была маской человека, слушающего не собеседника, а самого себя. «Ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад…» Да и не хотела она меня обманывать, просто так уж получилось… Но почему? Ведь он любит ее, и она…

— Денис! Ты что нос повесил, Денис? Пошли лучше потанцуем!

Тощая наштукатуренная девица, давно уже не сводившая с Караваева налитых хмелем глаз, поднялась из-за стола и потащила его за собой. Места для танцев в комнате решительно не было, но это ее не смутило. Затолкав Караваева в единственный пустой угол за секретером, она прижалась к нему костлявым, нескладным телом и жарко зашептала в самое ухо:

— Ну на что тебе эта Манька? Ну, подумаешь, мяса у нее белые! Она ж без мужика не может, ей хоть кто, а ты ее всерьез принимаешь. Слышь?! Ты не тушуйся, главное! Ты ж орел! На тебя любая девка, как рыба на блесну. Ты только слово скажи, хоть куда с тобой пойду… — Девица совсем повисла на Караваеве, и тот со щемящей тоской подумал, что зря Маша подослала к нему эту утешительницу, не нуждается он в подобных «утешениях», а идти ему некуда, да и ехать куда-либо теперь незачем…

Музыка внезапно оборвалась — кто-то выключил магнитофон. Саша потребовал тишины и громогласно объявил:

— А теперь песня наших дедов! Игореша, ставь!

Зашуршала, зашелестела заезженная, допотопная пластинка, полилась дрожащая от старости мелодия, и Вадим Козин запел сладким тенором:

Улыбнись, Маша, Ласково взгляни. Жизнь прекрасна наша, Солнечны все дни. Хмуришь брови часто, Сердишься все зря. Злость твоя напрасна. Я ж люблю тебя! Брось сердиться, Маша, Крепче обними. Жизнь чудесна наша, Солнечны все дни.

Караваев приподнял девицу за локти и осторожно поставил в сторонку, освобождая проход.

* * *

— Эй, дядя, ты чего здесь потерял?

— Так, кое-что. — Караваев недружелюбно взглянул на любопытного мальчугана.

— Дядя, а вдруг я нашел то, что ты потерял? — не унимался мальчишка.

— А что ты нашел?

— Нет, ты прежде скажи, что потерял.

Караваев на мгновение задумался, а потом честно признался:

— Перстень я потерял. Очень дорогую для меня вещь.

— Дорогую? А папа сказал, что он не серебряный, а из какого-то сплава.

— Ты… Ты правда его нашел? Слушай… Это действительно не серебро, но я очень дорожу этой вещицей. Ее мне подарил один человек… На память. И как талисман, понимаешь?..

— Понимаю. Сейчас я вам его принесу. Вы только стойте здесь и никуда не уходите. А на нем осьминог изображен, да?

— Медуза Горгона, — ответил Караваев по привычке.

— У-у-у… — уважительно протянул мальчишка и убежал, оставив Караваева стоять над высохшей лужей.

Он собирался обшарить здесь все еще вчера, но Маша с Сашей не выходили из дому, а копаться в грязи, зная, что они в любой момент могут застать его за этим занятием, Караваев решительно не мог. Однако сегодня утром они наконец укатили куда-то на стареньком «форде», и Караваев принялся за розыски. Он ковырялся здесь уже больше трех часов, и если бы не мальчишка…