— Ну, как же, жила-была девица-раскрасавица, не девка черная, а княжья дочка. Захотелось ей раз пирожка отведать, да не простого, а заморского, с чудо-ягодой, кто того пирога отведает, тот сможет на человека глянуть и сказать хороший он али дурной. Молочка подлить, чего в сухомятку-то давиться?
— Угу. А зачем ей то надобно было? — жадно начала есть Прасковья.
«О-о, за свадебным пиром, про княжну-то и забыли, девчонка голодная», — отметила про себя Настасья.
— Были вкруг нее слуги злые, завистливые, — махнула неопределенно рукой Ненила, — на хороших людей говорили — дурные, а на дурных — хорошие, и так княжну запутали, что решила она пирожок ведовской раздобыть. А в одной стороне жил княжич пригожий… — Ненила все плела и плела словесный узор, Прасковья слушала, наминая пироги и бросая украдкой изучающие взгляды на Настасью. Та сидела молча и делала вид, что тоже внимательно слушает. Напряжение начинало спадать.
Прасковья зевнула.
— Может с Ивашей рядком ляжем, басню дослушаем? — осторожно предложила Настасья.
Девочка замерла в раздумье.
— Матушка мне колыбельную пела и по голове гладила, — с надрывом проговорила она.
— Так и я могу, — улыбнулась Настасья.
— Не хочу тебя, не хочу! — неожиданно закричала Прасковья и, вскочив из-за стола, стрелой скрылась в черноте дверного проема.
— Догнать ее надо, — спохватилась Настасья, коря себя, что слишком поторопилась.
— Не надо, не все сразу, — положила ей руку на плечо нянька. — Охо-хо-хо-хо, бедное ты мое дитятко, тяжелая ноша на тебя легла.
Лежа при свете тусклой лучины на широком ложе и прислушиваясь к мерному дыханию малыша, Настасья глотала одну слезинку за другой. Такая вот свадьба у нее «развеселая» и такая вот первая ночка мужатой бабы. «А все ж он прощения у меня попросил, а ведь я бесчестье ему нанесла, крепкое бесчестье — прилюдно умыть, а он все ж сам повинился, может слюбиться не сможем, так хоть обижать меня не станет?»
[1] Басня — здесь сказка, в Древней Руси слово «сказка» не использовалось в современном значении.
Глава V. Трапеза
— Утром князь всегда с семьей трапезничает.
Настасья едва поспевала за высоченной и худой ключницей Феклой.
Фекла, при каждом шаге размахивая длинными руками-плетями и сильно сутулясь, на ходу наклонялась к новой княгине, беспрестанно тараторя и обрушивая на Настасью ушат нужных и ненужных сведений:
— А по полудню все больше с боярами в гриднице сидит, обсудят там чего важного, да и перекусят, чем Бог пошлет. А княжне мы в трапезной накрываем, а княжича няньки кормили, мал он еще за столом сидеть. А вечеряет князь… — тут Фекла замялась, закашлялась.
— Где князь вечером трапезничает? — насторожилась Настасья.
— Да то в гостях у кого из мужей почтенных, то к себе в горницу прикажет кушанья принести, по-разному. А от прежней княгини, упокой Господь ее душу, рукоделие осталось, — быстро перевела ключница разговор, — и паволока, и аксамит, и нить златая, и иглы годные, так я велю, светлейшая, все к тебе снести.
— Не надобно, — у Настасьи неприятно перехватило дыхание, — княжне отдай, ей от матушки приятно будет взять, а у меня все свое привезено.
— Ой, да Параскева наша к рукоделию не больно-то охочая, — ворчливо отмахнулась Фекла, — усидеть долго не может, только нитки изорвет.
— Все равно отдай, — Настасье не хотелось брать вещи покойницы, она и так чувствовала себя захватчицей.
— А хозяйство у нас невеликое, — продолжила ключница, — я все покажу, да за все отчитаюсь, как положено. И на торг княгиня Ефросинья ходила, не брезговала. Коли, светлейшая, захочешь, так я и тебя сведу.
Фекла не проявляла враждебности, как остальные слуги, и тем подкупала Настасью. Княжьи холопки смотрели на новую княгиню без почтения, даже с каким-то вызовом, все утро громко шушукались за спиной, так, что Настасья слышала обрывки фраз: «Не пришел… смугла, что поганая, наша-то беленькой была… да любой бы не пришел, ежели б ему на голову крынку одели, дикая». Никто Настасье не сочувствовал, она ощущала себя скоморохом на потеху, только гуслей да дудки не хватало. Хотелось топнуть ногой, как давеча Прасковья, и всех прогнать прочь, но княгиня, собрав всю волю в кулак, делала вид, что ничего не замечает.
И только бойкая Фекла приняла новую хозяйку с почтением и простоватой деловитостью, и Настасья сразу потянулась к ней, нащупывая среди вязкой жижи враждебности, твердую почву.
— На торг я бы сходила, да и град посмотреть хочется, — робко призналась Настасья.